жизни. Из короткой, оставленной ею записки можно заключить, что причиной смерти была несчастная любовь».

В то время, как эти события происходили в Париже, Эммануэль, приемный сын покойного маркиза де Флара, все еще жил в Мор-Дье. Он написал письмо полковнику, в котором описал волнения баронессы и как она приняла его признание в любви. Когда он кончил письмо, часы пробили девять.

— Ну, — решил он, — нечего дольше колебаться; оставаться после того, как она выразила желание, чтобы я уехал, было бы глупо, притом разлука разожжет зарождающуюся страсть…

Эммануэль отправился к баронессе проститься. Он не мог уехать, не поцеловав ее руки.

На его вопрос, может ли он увидеть госпожу Мор-Дье, ему объявили, что баронесса уже давно уехала верхом.

— Куда? — спросил молодой человек, понявший, что она избегает встречи с ним.

Этого никто не знал; она уехала, ничего не сказав, по дороге в Шатору.

«Я не могу уехать, не увидав ее в последний раз, — подумал Эммануэль. — Я подожду ее возвращения».

Итак, в то время, как Эммануэль решил ждать возвращения баронессы, чтобы затем покинуть Мор-Дье, она быстро мчалась на лошади, почти не выбирая дороги.

Госпожа Мор-Дье почувствовала, как сердце ее застучало, когда накануне к ее ногам склонился Эммануэль де Шаламбель, и это ошеломило и увлекло ее, которая никого не любила, кроме своего старого, нелюдимого мужа.

Если у тридцатилетней женщины явится желание быть любимой, то оно будет горячо и страстно. Госпожа Мор-Дье провела ночь без сна, сердце ее победило рассудок, и эта женщина, обрекшая было себя на вечное уединение, начала мечтать о том, что на свете есть женщины менее красивые, менее обольстительные, чем она, но которые обладают счастьем испытать вихрь светской роскошной жизни вместе с молодым мужем. Бедная затворница, молодость которой прошла печально и в полном самоотречении, мечтала в течение нескольких часов о счастье, об удовольствиях: тридцатилетняя женщина проснулась. Она раскаялась в том, что приказала Эммануэлю уехать…

Но утром, когда она раскрыла окно и подставила свое разгоряченное лицо под свежий ветерок, она сразу пришла в себя… В четверти лье от ее окна находилось сельское кладбище, где покоился ее муж под большим черным памятником, казавшимся среди окружавших его крестов как бы дворцом, окруженным бедными хижинами. Вид этого памятника напомнил молодой женщине о данной ею клятве умирающему мужу и о молодом человеке, о котором она обязалась заботиться с материнской любовью и которому должна была передать неприкосновенным оставленное его отцом состояние. Было прекрасное летнее утро; птицы распевали на деревьях, все кругом зеленело и благоухало. Госпоже Мор-Дье показалось, что действительное счастье ее там, среди воспоминаний о минувшем и в будущем благополучии де Верна, а также и в этом уединении, куда Бог посылает ей солнечный луч, где она наслаждается пением птиц, запахом жасмина, лицезрением роскошного пейзажа, окаймленного лесом, и где находят себе успокоение мечтательные души и люди с разбитым сердцем.

И она отреклась от Эммануэля, а для того, чтобы решение ее осталось непоколебимо, она захотела избежать прощания с ним; она вскочила на лошадь, сама не зная, куда поедет, и в то же время не желая вернуться раньше полудня. Проехав некоторое расстояние по дороге в Шатору, она свернула на узкую тропинку; с одной стороны там шла изгородь, обвитая плющом и ползучими растениями, а с другой протекала речка, на высоких берегах которой росли плакучие ивы, а русло преграждала плотина мельницы, находившейся на расстоянии одного лье. Лошадь пошла шагом. Наездница опустила руку и погрузилась в думы.

Дорога и река скоро свернули в сторону, и перед всадницей открылась дикая живописная долина, местами покрытая группами высоких деревьев. Если бы не доносившийся издали шум мельницы, то ничто не нарушало бы этого уединения, так как нигде не было заметно присутствия человека. Долина делала последний поворот, и вслед за тем в чаще плакучих ив и вязов открылся низенький беленький домик, расположенный среди небольшого луга, покрытого голубым вьюнком и белыми маргаритками. Это и была мельница.

Когда баронесса подъехала, мельник, сидевший верхом на сучке вяза, подрезал его ветви и снимал гусениц. Жена его сидела на пороге. Два мальчика с рыжими волосами, загорелыми лицами и умными глазками резвились около нее на траве.

Увидав владелицу замка, мельник спрыгнул с дерева, а мельничиха почтительно встала с места. Оба они были молоды и красивы, хотя красота их была грубая от частого пребывания в поле; они любили друг друга просто и без размышления. Мельница составляла все их богатство, дети были их единственной радостью, а любовь — отрадой. Баронесса провела два часа среди этого немудреного счастья, и впервые у нее явилась мысль о счастье в материнстве. Она почувствовала, что раскаивается в том, что отказалась от любви, которую накануне предлагал ей Эммануэль. Возвращаясь в замок, она сомневалась уже в самой себе и пламенно желала, чтобы он уехал во время ее отсутствия. Напрасное желание! В ту минуту, когда она подъехала к решетке парка, она увидала в конце аллеи, у крыльца, почтовую карету Эммануэля. Он не уехал! Баронесса побледнела, и кровь прилила у нее к сердцу, которое учащенно забилось.

— Боже мой! Боже мой! — прошептала она. — Дай мне силы!

Но Эммануэль успел уже подбежать к ней и взволнованным голосом проговорил:

— Я хотел увидеться с вами в последний раз.

Он предложил руку баронессе; она взяла его под руку, и он почувствовал, как дрожит ее рука, слегка касавшаяся его руки. Они вошли в замок, молча, взволнованные, и прошли в будуар, где госпожа Мор-Дье обыкновенно принимала его, не обменявшись ни словом. На маленьком столике лежал конверт с траурной каймой. Деревенский почтальон принес его утром.

Увидев письмо, заключавшее, без сомнения, печальное известие, о чем можно было догадаться по траурной кайме конверта, госпожа Мор-Дье вздрогнула и побледнела еще сильнее. Она распечатала письмо, прочитала подпись, которая, как оказалось, была незнакома ей, затем быстро пробежала все письмо и вскрикнула. Это был крик матери, узнавшей о смерти своего ребенка. Потом она пошатнулась и упала в обморок, уронив роковое письмо, написанное другом Октава де Верна, извещавшим баронессу о смерти несчастного молодого человека, убитого на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.

В течение недели баронесса Мор-Дье находилась между жизнью и смертью, и все это время Эммануэль не отходил от ее постели. Наконец молодость и силы помогли ей преодолеть болезнь и, когда, очнувшись, она безнадежно взглянула на будущее, так как у нее не осталось ни одного близкого человека, потому что единственное существо, на котором она сосредоточила всю привязанность, умерло, госпожа Мор-Дье заметила Эммануэля, стоявшего на коленях у ее кровати и целовавшего ее руки.

— В тридцать лет, — сказал он, — женщина знатная, благородная и прекрасная, как вы, не имеет права отказываться от жизни. Позвольте мне сделать вашу жизнь бесконечно счастливой.

Сердце несчастной женщины забилось сильнее, и на этот раз она не отняла уже своей руки, которую молодой человек покрыл горячими поцелуями.

XIX

Эммануэль полковнику Леону:

«Дорогой полковник! Я женюсь через неделю на баронессе Мор-Дье. Говоря ей о моем состоянии, я скрыл миллион; этот миллион я передал из рук в руки бедному барону, который носит только имя Мор-Дье, что, конечно, прекрасно известно вам, устроившему так, что убили настоящего барона, в жилах которого текла кровь этого рода. Как видите, общество наше торжествует а если бы покойный барон Мор-Дье проснулся в гробу, то его пробуждение было бы крайне неприятно, потому что он узнал бы, что мнимый сын его получил пятьдесят тысяч ливров годового дохода.

Впрочем, дорогой полковник, я люблю баронессу и думаю, что у меня есть все шансы для семейного счастья.

Навсегда ваш Эммануэль».

На другой день после похорон Леоны, которые прошли скромно и тихо на Монмартрском кладбище, в присутствии нескольких любопытных, полковник проснулся в хорошем расположении духа: он