детской игрой.
«Малый Танатос». Неудивительно, что запрещенный космос охранял его, несмотря на протесты дипломатов, ярость послов; несмотря на то, что самое его существование было запрещено множеством договоров. Запрещенный космос угрожал жизни каждого человека, пусть даже угроза была не военной, а генетической; пусть корабли человечества ни разу не подвергались нападению и ни один корабль пришельцев ни разу не пересек границу, а договоры не были нарушены – за исключением отказа разделаться с Малым Танатосом. И Танатос служил на благо этой угрозы более эффективно, чем боевые суда и пушки.
Во всяком случае, камень слыл гаванью и убежищем пиратов. Здесь строились корабли (корабли вроде «Смертельной красотки»?), сюда приходили корабли для починки. Пираты вроде Ника Саккорсо и Ангуса Фермопила доставляли сюда, на один из немногих достаточно богатых рынков свою добычу, чтобы продать руду и продукты по той цене, которую они предлагали; рынок, подпитываемый невероятным аппетитом запрещенного космоса к человеческим ресурсам, человеческим технологиям – и, если слухи были верны – человеческим жизням.
Морн проигнорировала красный гигант, пост, пояс астероидов. Так же, словно Ник ответил сам, она знала, куда направлялся «Каприз капитана».
«Малый Танатос», где он обменяет ее секреты на деньги и починку судна, где все, что она знает о ПОДК, будет в конце концов продано в запрещенный космос.
Это было не просто преступление; это было предательство. Предательство человечества.
Она не чувствовала преданности к полиции Объединенных Добывающих Компаний. Вектор дал ей понять, что ее начальники и герои, до самых высших эшелонов, коррумпированы – и казалось по меньшей мере вероятным, что он прав. Он действительно верил своему обвинению. Были ли они коррумпированы или нет, но она наверняка отвернулась от них; она взяла у Ангуса пульт управления шизо-имплантата и сбежала вместе с Ником, вместо того чтобы отправиться в службу безопасности Станции. Она больше уже не была полицейским.
Но все это не имело значения. Морн не могла сказать наверняка, предает ли человечество ПОДК. Ей нужно было решить, готова ли она сама предать человечество.
А если она ответит – «нет»! Что тогда? Тогда встанет вопрос, как помешать Нику совершить предательство?
Автоматически она подсчитала оставшееся расстояние; почти шесть месяцев на половине скорости света согласно нынешнему курсу «Каприза капитана», включая время торможения – и новое сильное
Что она может сделать?
Что, если не диверсию на «Капризе капитана»?
Лучшее, на что можно надеяться, это самоуничтожение, мгновенная смерть. Любая другая форма диверсии оставит ее дрейфовать в черном космосе на корабле, экипаж которого будет наверняка знать, что она предала их всех. Но сама мысль наполнила ее холодным, черным ужасом. Это означало убить себя так, что все связанные с ней тоже погибли бы.
Или, может быть, следует просто убить себя, и пусть Ник продолжает свой путь без нее?
Она чувствовала себя настолько загнанной в ловушку, что едва могла дышать. Подсознательно косточками пальцев она била по краю консоли, пока кожа на них не лопнула и обе ее руки не покрылись кровью. Из этой переделки было невозможно выбраться, не включая самоуничтожения; сдачи перед моральной прыжковой болезнью, которая поглотила ее жизнь с тех пор, как «Повелитель звезд» впервые увидел «Смертельную красотку» и использовал сильное
Нет, подумала она. Нет, это слишком. Я не смогу выдержать.
Она прошла весь путь не для того, чтобы убить себя. Она терпела прикосновения Ника все это время, сносила побои, пересиливала отвращение не для того, чтобы убить себя.
В ловушке.
Наконец холод, охвативший ее, стал настолько сильным, что ей пришлось прижать руки к груди и скрючиться, чтобы согреться.
Она все еще находилась в этой позе, скрюченная, словно защищая своего ребенка, когда ее нашел Вектор Шахид.
Он, должно быть, шел на свой пост. От двери он осторожно спросил:
– Морн?
Она должна была что-то сказать, чтобы он ушел. Она должна была хотя бы спрятать разбитые руки. Но она не могла этого сделать.
– Морн? С вами все в порядке? – Он подошел ближе; прикоснулся к ее плечу. Его рука сильнее надавила на плечо. – Дьявол, что вы такое с собой творите?
Словно вспышка холодного огня она подняла голову и взглянула в его круглое лицо и мягкую улыбку.
– Вы должны были сказать мне, – глухо прохрипела она. – Тогда, когда я впервые спрашивала вас. Вы должны были сказать мне, куда мы направляемся.
Повернувшись к нему спиной, она покинула мостик и снова нырнула под искусственную смелость шизо- имплантата.
Когда писк интеркома сообщил ей, что настало время занять место на мостике, она без слов отправилась туда, несмотря на то, что ее пальцы до сих пор были перепачканы засохшей кровью и болели так, что она едва могла пошевелить ими. Усталая, она включила на малую мощность коробочку и сунула ее в карман, не для того, чтобы уменьшить физическую боль, а для того чтобы приглушить свою эмоциональную сумятицу. Боль в косточках была полезна; она позволяла ей не расслабляться. А шизо- имплантат контролировал, чтобы настоящее не захлестнуло ее.
Подпитываемая слабыми электронными разрядами, она вступила на мостик, чтобы занять свое место в
