Вот что известно из этих донесений39.
4 июня 1434 г. к Чембало подошел генуэзский флот, а 5 июня после жестоких боев генуэзцы перерезали цепь, заграждавшую узкий вход в гавань, и в нее вошли вооруженные бомбардами суда. 6 июня, в воскресенье, войска их высадились на берег и осадили город. На следующий день, выгрузив на сушу несколько больших пушек, генуэзцы обстреляли одну из башен укрепления. Это навело такой страх на жителей Чембало, что вечером того же дня они начали переговоры с начальником эскадры, соглашаясь сдаться на условиях сохранения имущества и жизни жителям. Однако генуэзцы потребовали сдачи города без всяких условий. 8 июня сражение возобновилось, и ворота крепости оказались в руках противника. Среди осажденных находился юный сын Алексея — тоже Алексей. Вместе с 70 воинами он отступил внутрь крепости, но вскоре прекратил сопротивление. Княжеский сын и еще несколько человек, получив пощаду, были переведены на суда генуэзцев, где некоторое время находились в плену, а город отдан на разграбление солдатам, которые перебили множество жителей.
Генуэзцы на том не успокоились. На следующий же день, не теряя времени, их галеры направились к Каламите. На предложение сдаться ее жители ответили, что если им будет сохранена жизнь и имущество, они сдадутся к вечеру следующего дня. Получив согласие генуэзцев, каламитяне незаметно для врага ушли из крепости вместе с имуществом; разъяренные генуэзцы подожгли Каламиту. Оставаться долго в обезлюдевшем городе без продовольствия они не могли и вернулись в Чембало. После этого генуэзцы двинулись вдоль южного побережья на восток, грабя поселения, разрушая крепости местных феодалов и приводя к повиновению тех, кто пытался сопротивляться.
Так неудачно закончилось для владетелей Феодоро возвращение Чембало. Каламита же вскоре была восстановлена, и снова началась ежедневная, подспудно протекавшая борьба за Поморье.
Что касается княжича, взятого в плен, то его пребывание у генуэзцев оказалось непродолжительным. Видимо, сразу же по окончании военных действий он был освобожден и в том же 1434 г., после смерти отца, стал правителем Феодоро. Освобождение Алексея объяснялось, по-видимому, соображениями дипломатического характера. Политика генуэзских властей была дальновидной: назревала турецкая опасность, уже имели место первые (так сказать, пробные — со стороны турок) военные столкновения. Следовало искать политического равновесия на полуострове, и в течение всего княжения Алексея-младшего мы действительно не видим враждебных стычек с генуэзцами.
В первой половине XV в. при князьях Алексеях — старшем и младшем — княжество Феодоро достигло наивысшего расцвета. Об этом свидетельствуют и династические связи феодоритов. Так, например, в 1426 г. произошло важное для Феодоро событие: дочь старшего князя Алексея — Мария вышла замуж за знатного вельможу Давида Комнина, ставшего вскоре трапезундским императором. Брак этот сильно повысил политический престиж Мангупского дома. Мария была первой женой Давида и, к счастью для нее, не дожила до бедственного 1461 г., когда Трапезунд, вслед за Константинополем, попал в руки турок.
Оба Алексея пользовались таким почетом в Крыму, что их именем стало называться иногда и само княжество. Так, в донесении венецианскому дожу о падении Кафы и Мангупа последний назван Алексой.
После смерти Алексея-младшего, судя по татарским источникам, княжил его сын Олу- или Улу-бей ('большой князь'). Можно с уверенностью сказать, что татарское его прозвище не было именем: до 1475 г. все князья Феодоро исповедовали христианство и носили только православные имена.
Прозвище 'большой князь' появилось, конечно, не случайно. Вне всякого сомнения, уже отец Олу-бея сделался важной политической фигурой феодальной Таврики, и этому вполне соответствует титул, которым наделяют его ближайшего преемника итальянские источники — 'сеньор Феодоро', а также русские документы, где он зовется князем.
Сразу же после падения Константинополя (1453 г.) заметно возрастает экономическое соперничество между Кафой и Каламитой. Последняя привлекала к себе немалую часть выгодных торговых операций на Черном море (в том числе сделок с турками), еще сравнительно недавно составлявших монополию Кафы.
Для Феодоро стало теперь необходимо не чураться протурецкой ориентации, а тем более — жить в мире и дружбе с Крымским ханством. Только таким способом мангупский князь — в окружении опасных соседей и без поддержки извне, со стороны Византии или византийского Херсона, как это было раньше, — мог рассчитывать на продолжение своего политического существования. По-видимому, при Олу-бее наметилось со всей определенностью сближение бывшей Готии с соседями-татарами. И дело тут не только в политических расчетах князя, но и в повседневном общении татар и греков-феодоритов. Неизбежное при этом взаимовлияние вполне очевидно, и в нем, быть может, кроется одна из причин легкости турецко- татарского захвата всей Таврики. Иначе чем еще объяснить, что город Феодоро позднее — в дни его осады и гибели — не был поддержан окрестным населением?!
Князь Мангупа, кровный родственник двух императорских домов — константинопольских Палеологов и трапезундских Комнинов — мог, по нормам своего времени, считать себя законным наследником всех действительных и номинальных крымских владений павшей Восточно-Римской империи. Генуэзцы, в свое время хорошо заплатившие Византии за Черное море, за неограниченное право торговли на его берегах, а татарам — за место на подвластной им территории крымского побережья, тоже считали себя законными хозяевами Поморья. А коль скоро татары стали к тому времени силой на полуострове, обе стороны искали их поддержки своим притязаниям. Татары же, как известно из ряда документов, лукавили и, к выгоде для себя, поддерживали то тех, то других.
Реальный перевес в этой борьбе, как мы уже знаем из эпизода с Чембало, мог быть на стороне генуэзцев: оружие, флот, казна. Однако политический перевес — ввиду турецкой опасности и благодаря сильным династическим связям мангупского княжеского дома — оказался на стороне феодоритов. К политическому равновесию в Таврике стремились в тот момент обе стороны, и оно было молчаливо достигнуто. Стороны ограничились торговым соперничеством, а Поморье стало похоже на тесную кухню в недружной коммунальной квартире. Каждый стряпал свое на общей плите, скрывая раздражение против соседа любезными фразами и норовя исподтишка плюнуть ему в суп.
В 1471 г. Олу-бей умер и правителем Феодоро стал почему-то не сын его, а брат Исаак (по генуэзским документам — Саик, по русским источникам — Исайко). Как произошло это восшествие на престол, толком неизвестно. Некоторые источники глухо доносят о раздорах в княжеском доме, о двух несогласных между собой и враждовавших «дуках» (военных вождях), из-за распрей между которыми тяжко пострадало государство.
Важный факт, длительное отсутствие сына Олу-бея Александра, подтверждает справедливость этих неясных сведений. Почему он живет как бы в изгнании в гостях у сестры Марии и своего молдавского шурина? Почему не Александр, а его дядя стал княжить на Мангупе? По аналогии с историей многих других княжеских домов можно подозревать с полной уверенностью, что в Таврике XV в. происходила междоусобная борьба. Таким образом, готовясь обрушиться на Крым, сильная, построенная на началах единовластия империя османов получала все шансы на успех. Нетрудно заметить по многочисленным итальянским документам, что по мере того, как один военный успех за другим сопутствует торговой, особенно пошлинной политике Турции, растет захватнический аппетит ее 'юного и ненасытного' султана Мехмета II40.
В отношениях Мангупского княжества с генуэзцами еще перед тем произошла, как уже говорилось, значительная перемена. После 1453 г., когда турки захватили Константинополь и проливы из Черного моря в Средиземное, связи крымских генуэзских колоний с Генуей были сильно затруднены. Колонии в Крыму оказались почти отрезанными от метрополии, и перед лицом турецкой опасности власти Кафы начали поневоле искать союзников даже в лице владетелей Мангупа, своих торговых конкурентов.
У Саика завязались настолько дружеские отношения с недавним врагом Феодоро — Кафой, что он лично поехал туда, чтобы заключить мирное соглашение. Сохранилось следующее письмо протекторов
