– Так я и говорю, что он будет нормальным министром науки – воображение у него работает: ведь даже Хиггинсу сумел мозги запудрить. И руководить, похоже, сумеет.

– Да, а вот о руководстве… – сказал я, вспоминая слова нашего второго, а, точнее, теперь уже ихнего президента России об укреплении «вертикали власти». – Надо вам тут укреплять вертикаль власти, так сказать. А то, что это такое – переворот за переворотом?! Надо это как-то решить радикально. Естественно, на сто процентов обезопаситься невозможно, но необходимо оставить тем, кто будет замышлять что-то против власти, как можно меньше моральных, что ли, прав на подобные деяния. Я понятно говорю?

– Куда как понятно, – снова с энтузиазмом согласился лейтенант Д'Олинго. – И я ведь тебе, господин капитан-Президент, то же самое говорил, между прочим.

Капитан Колот Винов внимательно посмотрел на нас обоих и покивал, прищурив один глаз. В отсветах костерка его лицо чем-то неуловимо напомнило мне лицо Николая Второго. «Да-да», – подумал я, – «а это и, правда, любопытно…»

Капитан протянул руку, взял кусок уже немного остывшего мяса и отхлебнул вина.

– А, действительно, лейтенант, что ты там давеча говорил про монархию?…

В комнате было душно. Во рту пересохло, и Саша Щербаков проснулся от того, что язык, как грубый напильник, терзал слизистую, пытаясь выжать их неё хоть каплю влаги.

Саша сел на кровати, и, отдуваясь, посмотрел на занавеси на окне, подсвеченные ночным фонарём, который горел напротив его дома. «Не-ет, всё, это последний раз», подумал он, мысленно обращаясь к самому себе. «Никогда, слышишь, никогда больше не кури во время выпивки… И вообще больше не кури.»

Он давно заметил странную особенность своего организма: если выпивать и при этом курить, как поступают многие даже мало курящие люди, то у него почему-то обязательно среди ночи закладывает нос, а дыхание открытым ртом, естественно, приводит к тому, что в глотке пересыхает. Просыпаешься с ощущением, что в рот тебе насыпали песка, а слюнные железы удалили напрочь. Да ещё и голова болит.

Нашарив ногой тапочки, Саша, периодически касаясь стен для выбора реперных точек, нетвёрдой походкой направился на кухню. Он не стал включать свет и хотел пройти к холодильнику, но у самого стола споткнулся о батарею пустых бутылок, которые, пользуясь темнотой, с радостным звоном бросились врассыпную.

Окно кухни в его квартире выходило во двор, где фонари не горели, а слабый циферблат электронных часов не давал света для ориентировки, особенно, если ещё и глаза-то толком не продрал.

Саша выругался и нашарил рукой выключатель. От света веки вообще сжались сами собой. Напильник языка метался во рту, как жало ядовитой змеи в поисках жертвы. Саша машинально попытался проглотить слюну, которой не было, но мягкое нёбо приварилось к гортани и с места не двигалось.

В ярком свете он также на ощупь открыл дверцу холодильника и вытащил холодную бутылку с минеральной водой. Если бы он попытался заначить бутылку пива, то она бы не уцелела: Серёга по кличке Штирлиц всё равно выискал бы эту последнюю и опорожнил её. Серёга, по его собственному выражению, пил «как лев». То есть, всё, что есть и что содержит хоть какой-то процент алкоголя.

Ледяная влага блаженной струёй хлынула на растрескавшийся такыр пустыни, в которую превратилось его горло, неся жизнь и распускающиеся бутоны цветов. Спазматические глотки булькающим эхом отзывались в ночной тишине.

Наконец, блаженно отдуваясь, Александр оторвался от пластикового горлышка и, поставив бутыль на стол, потёр ладонями потное лицо и лоб.

Часы показывали 03:53.

Чёрт, где-то был растворимый «Солпадеин». Александр протопал к пока ещё не обустроенному кухонному шкафчику и нашёл в пластиковой коробке несколько таблеток. Разорвав упаковку, он налил в стакан холодной минералки и прямо туда бросил две таблетки. Пузырчатые гейзеры стали подбрасывать высоко в воздух микроскопические частицы парацетамола, покрывая скатерть белёсым налётом, и Саша накрыл стакан рукой. Когда таблетки растворились, он слизал налёт с ладони и жадными глотками выпил лекарство.

Сколько же он спал, получается? Всего часа три. Друзья разошлись уже за полночь, он только побросал грязные тарелки в раковину, составил бутылки на кухню – и повалился в постель.

Щербаков подошёл к окну и посмотрел в темноту. Да, уже сентябрь, а такая жара на улице – даже через открытую форточку не чувствовалось дуновения прохлады.

Что же делать – завалиться снова спать или сесть поработать? Вот ведь и выпил то совсем немного, но зря добавлял водки и курил. Штирлиц, если хотел, пусть бы пил водку, а я зря это сделал, подумал Саша.

Вообще-то если сейчас снова бухнуться в постель, то проспишь допоздна и встанешь совершенно разбитый. А ежели сейчас умыться, принять прохладный душик, выпить чашку горячего кофе и сесть за работу, то часам к 12 дня он сможет такого наворотить, что потом всю неделю можно будет валять дурака. Хотя нет, дурака валять – это неверное решение. Ему всё равно надо зарабатывать деньги на нормальный ремонт квартиры, но, значит, он заработает больше. «А много я, всё-таки, успел за неполный год», подумал Саша.

Десять месяцев назад он ушёл из экспертной службы районного отдела внутренних дел, где проработал с момента окончания института. Сашу устроил туда отец, довольно крупный в городе милицейский чин – хотел, чтобы сын работал в той же системе, хоть и гражданским человеком. Понятно, что большой зарплаты там не было, но семья ни в чём не нуждалась, и Сашин папа считал, что сын, живя на всём готовом, должен думать о карьере и профессиональном росте.