– Ни боже мой! – Семёныч замахал руками. – Вы же сказали, чтоб я молчал, как рыба.

– Это правильно, – констатировал Миша и пошёл решать вопрос с приведением Семёныча из бомжеского в божеский вид.

Естественно, чистить бомжа и проводить его медосмотр никто не разбежался, но щедрая «смазка» сделала своё дело, и уже через четверть часа Семёныч попал на санитарно-медицинский конвейер.

Мишу особенно удовлетворило, что по предварительному заключению у Семёныча не было туберкулёза.

– Волосики, конечно, сбрить придётся, – сказал пьяноватого вида то ли фельдшер, то ли врач, всматриваясь в Мишу с сосредоточенностью человека, которому с утра не хватило.

– Я понимаю, – кивнул тот, прикидывая, как Семёныч будут выглядеть, обритый наголо. – Валяйте, сбривайте. Мне главное, чтобы он был чист, как ангел.

– Он вам, извиняюсь, кто будет? – полюбопытствовал медик.

– Дядя, – вздохнул Миша, – единоутробный. Три года его искал.

– Хм, – молвил фельдшеро-врач и подозрительно посмотрел на Мишу. – Всем бы таких племянников.

– Ну, не всем так везёт, – усмехнулся Михаил. – И хорошо бы побыстрее всё сделать. Денег-то достаточно?

– Вполне, вполне, – заверил сотрудник спецприёмника, зажимая между пальцами дополнительный «стольник», и, наконец, ушёл заниматься своими прямыми обязанностями.

Чуть больше, чем через час пред Мишей и Машей предстал отмытый, обритый и благоухающий одеколоном среднего роста и средних лет мужчина с немного помятым, но весьма интеллигентным лицом. Если бы не лоснящаяся после бритья голова, он мог бы сойти за выскочившего на утреннюю пробежку доцента какого-нибудь института.

– Прохладно, – сказал Семёныч, немного виновато улыбаясь и поглаживая голую голову; его загорелое лицо резко контрастировало с белой кожей тем, где росли сбритые волосы.

– Ну, что ты хочешь – осень, – кивнул Миша. – Сейчас тебя ещё приоденем.

Он посмотрел на мешок в руке бомжа.

– А там что?

– Так ведь брахлишко моё…

– Выброси, – строго приказал Миша. – Оно тебе больше не понадобится.

– Понял, – покорно согласился Семёныч.

Миша завернул на расположенный неподалёку вещевой рынок и подобрал Семёнычу туфли, брюки, пиджак, свитерок, пару рубашек и осеннюю куртку. Взглянув в очередной раз на голую голову бомжа, он купил ещё и кепи. Кроме того, он взял ещё бритвенные принадлежности и несколько пар носков.

Семёныч, не веря чуду, таращился на свалившееся на него богатство. Он долго крепился, но, усевшись на заднем сидении, не выдержал и спросил:

– Ребята, а что, всё-таки, мне делать надо будет?

– Да ничего особенного, – ответил Миша, вставляя ключ в замок зажигания. – Сидеть на квартире, отвечать на телефонные звонки – я объясню, что отвечать. Будут люди приходить – задавать им вопросы – тоже скажу, какие. Записывать в тетрадочку… Писать-то ты умеешь?

– Обижаете, молодой человек, – с вдруг явно прорезавшейся сквозь собачью преданность обидой сказал бомж. – Сейчас я, конечно, так, никто, а был доцентом…

– Да ну?! – Миша даже поставил машину на «ручник» и повернулся к Семёнычу. – И где?

– В медицинском…

– В нашем?!

– Нет, не здесь, – Семёныч снял уже надетое кепи и почесал голую макушку. – В Омске.

Миша несколько секунд смотрели на бомжа. Было похоже, что Семёныч не врёт.

– М-да, – сказал Миша и посмотрел на молча слушавшую разговор Машу. – И как же получилось?…

– Да, что там! – махнул рукой Семёныч. – Что получилось, то и получилось, уже не вернёшь ничего. – Он вздохнул и помолчал: – И никого. Вряд ли интересно мои воспоминания слушать. Вы мне вот чего, ребята, скажите: вы серьёзное что-то задумали?

– Вас как зовут? – спросила Маша.

Бомж посмотрел на неё и снова вздохнул:

– Я же уже говорил: Семёнычем.

– Нет, а полностью?

– Если полностью, то Павел Семёнович.

Маша обменялась взглядами с Мишей.

– Вот что, Павел Семёнович, – сказал Миша, переходя на «вы», – с чего вы взяли, что мы задумали что-то серьёзное?

– Так ведь кто станет столько тратить на бомжа? – ещё раз вздохнул бывший доцент. – Вы мне только