группировке.

Сначала он побеседовал с Леебом, и можно с большой долей вероятности предположить, что основной темой беседы было совещание командующих армиями группы «Ц», которое должно было состояться в тот же день в Кобленце, в ходе которого, как надеялся Лееб, ему удастся добиться того, чтобы его коллеги заняли общую консолидированную позицию. Это вполне объясняет, почему Вицлебен снял с повестки дня немедленный приезд в Цоссен. Вместо себя он направил в ОКХ полковника Мюллера с посланием к Гальдеру. Мюллеру были даны инструкции, согласованные с Леебом, и он вечером 9 ноября должен был отправиться поездом в Берлин. Инструкции были следующими:

«Скажите ему, что Лееб сейчас готовит меморандум от имени командующего сухопутными силами по нынешней военной обстановке, в котором отмечается, что наступление на Западе сейчас неуместно и недопустимо. Спросите Гальдера, может ли подобный меморандум повлиять на Гитлера. В первую очередь мы должны сделать все, чтобы не допустить неподготовленного и скороспелого наступления на Западе. Спросите Гальдера, сможет ли подобный меморандум укрепить позиции Браухича в его отношениях с Гитлером. Затем перейдите к состоявшемуся визиту Остера и подчеркните, что я полностью и безоговорочно доверяю этому человеку. Ему следует оказать больше поддержки. Также передайте Гальдеру: больше внимания уделять бдительности и обеспечению секретности. Ничего не писать на бумаге. Если необходимо подготовить какие–то основополагающие, важные документы, то не следует хранить их в сейфах, а также дома. Хранить в обычных местах, не вызывающих подозрения и не привлекающих внимания. Спросите Гальдера: что можно и нужно сделать, чтобы дело сдвинулось? Мы не можем допустить такой ситуации, когда нам представится благоприятная возможность, а мы не будем готовы. Какие танковые дивизии являются наиболее подходящими для осуществления наших планов с точки зрения их командного состава и места дислокации? Достаточно двух–трех; для начала можно обойтись и одной. Какие дивизии особенно неподходящи и ненадежны с нашей точки зрения? Какова возможность поменять их на другие с фронта?»[152]

Вицлебен также просил Мюллера передать Штюльпнагелю, чтобы тот «нашел время для приезда к нему». Беседа Мюллера с Гальдером состоялась утром 10 ноября 1939 года. Гальдер выразил глубокое уважение к Леебу, но отметил, что, по его мнению, существует весьма мало надежд на то, что с помощью этого меморандума удастся чего–то добиться. Браухич, по всей вероятности, даже не осмелится просто положить перед Гитлером этот документ; как сказал Гальдер, в присутствии Гитлера Браухич ведет себя «как курсант перед начальником военного училища». Гальдер очень хорошо понимает, почему Вицлебен торопит. Но он не может двинуть ни одной дивизии без приказа Браухича. Назначения на высшие командные должности в сухопутных силах Браухич оставил за собой. А поскольку отношения у Браухича с Гитлером не сложились, влиять на Гитлера он никоим образом не может, последний с его мнением не считается, то Браухича сейчас больше заботит то, чтобы он мог выполнять свои прямые обязанности командующего сухопутными силами и вообще остался на этом посту.

Несмотря на это, сказал Гальдер, он попытается добиться от Браухича принятия хотя бы некоторых решений из тех, что ожидает от него Вицлебен. Однако более всего Гальдера волновал вопрос о том, что произойдет «после», если предположить, что переворот удастся успешно осуществить. Говоря об этом, он имел в виду не возможные мелкие стычки внутри вермахта, а проблемы, связанные с гражданской частью государственного аппарата. Для того чтобы заручиться определенной поддержкой внутри его, необходимо было ввести в курс дела чрезмерное количество людей; таким образом, узкий круг посвященных в планы заговора пришлось бы расширять до бесконечности. В целом по результатам беседы с Гальдером у Мюллера сложилось впечатление, что Вицлебен настроен слишком оптимистично, что успехи на самом деле весьма скромные, а многие важные вопросы остаются по–прежнему нерешенными. Мюллер не мог, конечно, себе представить, что общается с человеком, который, будучи ранее настроенным на решительные действия, сознательно или бессознательно, все более и более сворачивал разработанные планы и приготовления, высшей точкой которых было 4 ноября 1939 года, когда все было готово к началу их реализации. Мюллер не почувствовал даже и намека, о котором мог бы сообщить Вицлебену, что именно Гальдер предполагал использовать в качестве «ударной группировки» в ходе переворота несколько танковых дивизий, что соответствовало планам самого Вицлебена. Гальдер также не только ничего не сделал, чтобы сохранить и усилить эту группировку, но и позволил ее рассредоточить и рассеять. Если бы танковые дивизии на Эльбе были по–прежнему в его распоряжении, он наверняка сказал бы об этом Мюллеру, а не стал бы ссылаться на то, что в этих вопросах нельзя ничего сделать без приказа Браухича. Из свидетельств Мюллера, таким образом, можно сделать вывод о том, что эти две дивизии между 5 и 9 ноября 1939 года были направлены на Западный фронт и что начальника штаба сухопутных сил явно подвела память, когда после войны он утверждал, что держал эти дивизии наготове до конца 1939 года[153] .

Таким образом, можно сделать вывод о том, что после 5 ноября 1939 года Гальдер полностью отказался от того, чтобы вновь рассматривать в ближайшее время планы осуществления переворота.

После встречи с Гальдером Мюллер побеседовал со Штюльпнагелем, и эта беседа произвела на него значительно более благоприятное впечатление, чем предыдущая: Штюльпнагель был настроен явно более оптимистично и решительно, чем Гальдер; он также заявил о готовности посетить Вицлебена в течение ближайших дней. Вернувшись 11 ноября во Франкфурт, Мюллер обо всем доложил Вицлебену, который был явно разочарован и удручен рассказом о беседе с Гальдером. Решив ничего не предпринимать до встречи со Штюльпнагелем, Вицлебен в то же время счел целесообразным попросить Мюллера связаться с подполковником фон Тресковом и попытаться убедить его поработать в плане содействия предотвращению наступления со своим дядей, который был не кем иным, как командующим группой армий «Б» фон Боком, а также передать предложение Вицлебена о встрече с ним[154].

13 ноября Штюльпнагель действительно позвонил Вицлебену во Франкфурт и подчеркнул, что является убежденным сторонником решительных действий, которые следует предпринять как можно скорее. Несмотря на постоянные переносы сроков наступления, когда–то это должно было завершиться и установлен, наконец, последний срок. Никто не может точно сказать, когда это произойдет: этого можно ждать в любой момент. В отличие от Гальдера, пессимистически настроенного по отношению к гражданской части госаппарата[155], Штюльпнагель считал, что среди гражданских лиц вполне достаточно подходящих людей для того, чтобы сформировать устойчивое новое правительство и обеспечить эффективное управление. Штюльпнагель попросил Мюллера выявлять среди командиров дивизий и полков надежных людей, на которых оппозиция могла бы положиться.

Первая встреча Мюллера и фон Трескова состоялась в помещении бывшего монастыря рядом с Висбаденом. Тресков рассказал, что он находится в тесных отношениях с Остером, и недавно прощупывал Рундштедта и его начальника штаба Эриха фон Манштейна. Оба дали ясно понять, что не хотят иметь ничего общего с каким–либо заговором против Гитлера. Мюллер высказал предположение, что если Трескову удастся привлечь на свою сторону Бока, то Вицлебен и Бок могли бы соответствующим образом повлиять на Рундштедта. Тресков согласился попробовать, но сразу сказал, что шансы на успех невелики, поскольку его дядя был слишком честолюбив, чтобы пойти на риск разрушить свою карьеру. Это в принципе и подтвердилось, когда Тресков позвонил в тот же вечер Боку в его ставку командования в Годсберге. Чтобы проверить его реакцию, Тресков придумал историю о том, что якобы в ОКХ стало известно, что Бок вдруг переменил свою точку зрения и является сторонником наступления. Будущий фельдмаршал с негодованием отверг подобное предположение; слова Трескова его явно обеспокоили, и он немедленно связался по телефону с Браухичем и подтвердил, что является противником наступления.

Таким образом, Тресков по крайней мере организовал еще один «стежок», для того чтобы помочь Браухичу «соткать» отрицательный настрой по отношению к наступлению. Однако через день или два, встретившись с Мюллером в Майнце, он сообщил, что любая попытка побудить Бока к активным действиям совершенно бесполезна и что вряд ли это получится и у Вицлебена. В то же время, высказал он свое ощущение, Бок аналогичным образом ничего не предпримет и в защиту режима.

Узнав об этом, Вицлебен отметил, что в сложившихся обстоятельствах единственной возможностью остается попытка изменить настрой Гальдера. Он сам готов попробовать подтолкнуть колебание его настроения в нужную сторону. Такая возможность представилась, когда генералов вызвали в Берлин, где Гитлер 23 ноября 1939 года должен был выступить перед ними с речью. По возвращении Вицлебен отметил, что выступление Гитлера на многих произвело сильное впечатление; оно при этом настолько запугало