станет еще одним аргументом для сомневающихся и колеблющихся, чтобы не принимать никаких активных действий. Остер сказал: «Смотри, теперь наши «колеблющиеся тростники» смогут сказать: «Видите, эту неприятную работу делают и без нас. Гитлер и без нашего участия все равно падет». – «В таком случае нам просто придется работать без них», – ответил Кордт. «Все остается по–старому, – сказал Остер. – Так что до завтра».
Под вечер 11 ноября 1939 года Кордт направился домой к Остеру, чтобы забрать взрывчатку, которую он должен был использовать этим же вечером. Однако Остер встретил его мрачно: «Я не могу дать тебе взрывчатку». Все лаборатории, включая и центр по хранению и испытанию взрывчатых веществ абвера в Квенцгуте, были взяты под строгий контроль; было приказано выявить имя каждого, кто в течение недавнего времени получал взрывчатку. Привлеченный Гроскуртом в ряды оппозиции полковник Лахузен, начальник центрального отдела абвера–II, курировавший центр в Квенцгуте, был готов всячески помочь, однако и он не мог оказать необходимое содействие, не вызвав серьезных подозрений.
После нескольких минут тягостного молчания Кордт сказал: «Хорошо, я использую пистолет. Наступление на Западе надо остановить во что бы то ни стало». На это Остер раздраженно ответил: «Кордт, не делай глупость! Это же безумие! Гитлера с глазу на глаз ты все равно не увидишь. А в приемной, где полно адъютантов, ординарцев и помощников, у тебя не будет возможности выстрелить. К тому же, что очень важно, у нас теперь есть время. Дата начала наступления перенесена. Возможно, все дело в погоде, а может быть, и слова Браухича все–таки возымели воздействие. Новая дата наступления назначена на четырнадцать дней позже»[148].
Еще дважды, когда устанавливались новые сроки начала наступления, Кордт звонил Остеру и спрашивал о взрывчатке; он также ездил в Цоссен и просил Гроскурта оказать помощь в этом вопросе. Тем временем надежды на то, чтобы побудить генералов к активным действиям посредством устранения Гитлера, постоянно таяли; к тому же Кордт должен был учитывать, что в случае неудачи покушения его друзья в не меньшей степени, чем он, оказывались под угрозой. При покушении с использованием пистолета шансы на то, что Кордт останется жив, возрастали, и, соответственно, это говорило о том, что риск для всех был намного выше, чем шансы на успех: серьезные проблемы у оппозиции были бы практически при любом исходе покушения, а вот шансы на успех самого покушения были весьма и весьма малы.
После войны Кордт корил себя за то, что он все же не предпринял попытки покушения, махнув рукой на возможные отрицательные последствия. Возможно, на появлении у него подобного мнения сказалось трагическое развитие событий в июле 1944 года, когда Гитлер остался жив, а практически все ведущие представители оппозиции были уничтожены. Но это уже было мнение человека, который анализировал события задним числом, когда ему оставалось лишь сожалеть, что он не сделал того, что мог бы попытаться сделать.
Последствия инцидента в Венло оказались еще более тяжелыми и разрушительными для результатов деятельности оппозиции, чем взрыв в «Бюргербраукеллере». Последовавший перерыв в контактах с Англией через Ватикан и крайне сдержанное и осторожное поведение англичан после их возобновления привели к тому, что тех целей, которые при помощи них оппозиция надеялась достичь внутри Германии, ей добиться не удалось. Что же касается немедленного и непосредственного воздействия инцидента в Венло на оппозицию, то можно сказать, что в результате этой акции она была растеряна и даже в известном смысле деморализована. Сам замысел, как и факт организации и осуществления этой операции, успешно выполненной под руководством и при непосредственном участии талантливого и нестандартно мыслящего, порой до сумасбродства, Вальтера Шелленберга, говорил о том, что нацисты имеют представление о структуре и «центрах дислокации» противников режима внутри Германии, а также о том, какие расчеты связывает с ними Англия. Внутри оппозиции с немалым беспокойством активно обсуждали, сколько может уже быть известно СД и сколько ей еще удастся узнать[149].
Однако эти вопросы и на сегодня остаются открытыми. Практически полное уничтожение досьевых документов СД и гестапо делает невозможным сказать, что и в каком объеме было известно нацистам на том или ином этапе деятельности оппозиции[150].
То немногое, что известно сейчас, говорит о том, что нацисты о деятельности оппозиции знали на удивление мало. Конечно, люди Гиммлера не могли не получать сведений о наличии пораженческих настроений, о чем неоднократно говорил и сам Гитлер. Конечно, они были в курсе оппозиционного настроя таких людей, как Бек, Герделер, Хаммерштейн и Хассель; знали о критическом отношении к некоторым политическим шагам режима со стороны Шахта, Вайцзеккера, Кордта и многих других представителей как военных, так и гражданских кругов, а также бизнеса. Канарис, хотя и не высказывал критических замечаний там и тогда, где и когда это было не к месту и не вовремя, находился под подозрением у Гейдриха, который в кругу близких знакомых называл его «старой хитрой лисой, с которой всегда нужно держать ухо востро». Но в то же время нацисты демонстрировали потрясающую неосведомленность о глубине деятельности оппозиции, о том, сколь широкие круги она охватывала и сколь обширны были ее связи. Бек, которого Гитлер называл единственным из генералов, «кто может что–то предпринять», вероятнее всего, не находился под постоянным наблюдением, и его многочисленные, практически ежедневные телефонные разговоры с Остером, судя по всему, не прослушивались. Следует помнить, что, хотя люди Гиммлера и Гейдриха порой и проявляли изобретательность в методах своей деятельности, но, как и их руководители, во многом были любителями в том страшном деле, которое было им поручено.
В то же время им было известно, что в Англии и США широко распространено мнение о том, что в высших военных эшелонах Германии зреет военный заговор. Складывается мнение, что СД и английская разведка «скрестили мечи» в этом вопросе; казалось, англичане брали верх и вот немцы хотели теперь поквитаться и «сравнять счет». Также, вполне вероятно, немцы хотели выяснить, что известно англичанам о заговоре среди высшего комсостава германской армии. Короче говоря, Шелленберг сработал очень грамотно и умно; операция была начата в сентябре и подведена к высшей точке в начале ноября 1939 года. Вне всякого сомнения, хотя СД об этом не было известно, встречи Конвелл–Эванса с Тео Кордтом, а также начало контактов оппозиции с англичанами через Ватикан содействовали тому, что англичане поверили Шелленбергу и думали, что встречаются с «генералами из высшего военного руководства Германии».
Инцидент в Венло вызвал разочарование и беспокойство во всех кругах оппозиции. Теперь приходилось практически восстанавливать контакты с союзниками заново; тот камень, который, как казалось, уже закатили на вершину, теперь скатился вниз. На Тирпиц–Уфер также считали, что теперь Гейдрих с еще большей подозрительностью будет относиться к высшему командному составу вермахта исходя из того, что там наверняка есть заговорщики, готовящие переворот, о которых известно англичанам. Но что именно было известно Бесту и Стивенсу о контактах через Ватикан и насколько хорошо они были в целом о них информированы? Какие сведения удалось получить от арестованных англичан, выданных ими добровольно или по принуждению? Получить ответ на эти вопросы было практически невозможно, поскольку Гейдрих приказал ничего не сообщать об их допросах в абвер и вообще строго запретил передавать какие–либо сведения военной разведке на этот счет. Канарису, который обычно предпочитал получать информацию окольными путями, на этот раз, в конце концов, не осталось ничего иного, как напрямую обратиться к Гейдриху с вопросом: выяснилось ли в ходе допросов наличие скомпрометировавших себя людей среди военных или сотрудников абвера? Гейдрих ответил отрицательно, но отметил, что есть сведения о наличии «людей, относительно которых имеются сомнения»; эти люди занимают высокие посты в вермахте. Гейдрих сказал, что пока не удалось установить этих людей поименно, хотя сказанное им противоречило реальным фактам[151].
За неимением большего, Канарису пришлось довольствоваться лишь этой скудной информацией; несмотря на обещания Гейдриха передать ему доклад СД по этому вопросу в течение недели, Канарис ничего не получил вплоть до 15 ноября, и нет никаких оснований полагать, что подобный документ был представлен в абвер из СД позднее. Почти наверняка он не был представлен вообще.
Взрыв в «Бюргербраукеллере» и операция в Венло практически свели на нет все усилия организовать приезд Вицлебена в Цоссен для того, чтобы оказать соответствующее воздействие на Гальдера и склонить его наконец к решительным действиям. Вернувшись в Берлин, Остер подтвердил свое удовлетворение результатами переговоров с Вицлебеном и полковником Мюллером и выразил надежду, что приезд Вицлебена в Цоссен все же вскоре состоится.
Невозможно с точностью сказать, хотел ли Вицлебен, как ранее планировалось, приехать в Цоссен, когда направлялся 9 ноября во Франкфурт обменяться мнениями со своими коллегами по армейской
