Дэвид схватил его за горло.
– Неправда!
Гай ударил его в живот кулаком, и Дэвид отпустил его, пошатнувшись.
– Тогда зачем ты сам сказал это Берт?
– Я не говорил. Откуда она только это взяла, хотел бы я знать.
– Когда ты уехал, она была как потерянная. Она приставала ко всем с вопросами, как сделать, чтобы ты поскорее вернулся. Кто-то из мужчин сказал, что тебе бы следовало жениться на богатой. Женщины говорили, что тебе неплохо было бы завести себе сквайра. Богачку она не могла тебе найти, но зато решила преобразиться в мальчишку и стать твоим сквайром. – Гай потер голову, словно она у него болела. – Она очень смышленая девчушка.
У Дэвида тоже начала побаливать голова.
– Как мне ей объяснить?
– Берт не поверит, что ты женился на леди Элисон не ради ее богатства.
– Я имел в виду объяснить Элисон. – Дэвид прищурился. – А почему Берт не поверит?
Они снова оказались у двери конюшни. Гай взглянул на дверь, потом на Дэвида.
– Давай пройдемся еще.
Дэвид не стал возражать.
– Потому что все эти годы она была у тебя одна, и она не захочет никому тебя уступить. Ты же знаешь, что она тебя обожает.
– И я обожаю ее и нисколько не меньше из-за того, что женился.
– Берт и Элисон станут бороться друг с другом, борьба уже началась. Тебе придется выбирать между ними. На чьей ты стороне? Женщины, на которой ты женился, по всей видимости чопорной и черствой, или твоей дочери, которую нужно воспитывать бережно, не ломая ее натуру?
– На стороне Элисон, разумеется.
– Разумеется, – передразнил его Гай. – Ты воспитал Берт не так, как воспитывают других детей. В особенности девочек. Ты слишком много давал ей воли.
– А почему бы и нет? – осведомился Дэвид с негодованием. – Она училась на взлетах и падениях. Я только старался, чтобы она не навредила себе, и все получилось.
– Да, получилось. Она делала, что хотела, а ты и я – мы только старые вояки. Мы лишь заботились, чтобы она не ушиблась. Как ты думаешь, что скажет леди Элисон о таком воспитании?
Дэвид вспомнил свои ранние впечатления об Элисон. Он считал ее равнодушной, холодной, лишенной чувства юмора. Такой видел ее теперь Гай, но это было не так. Дэвид хлопнул друга по плечу.
– Вот увидишь, она подчинится моей опытности.
– Ты так думаешь? – На этот раз они оба миновали дверь конюшни, даже не взглянув на нее.
– Когда Берт скажет леди Элисон, что хочет быть сквайром, станет леди Элисон ее поощрять?
Дэвид не отвечал.
– Ты же ее знаешь. Когда Берт что-нибудь задумает, ее ничто не остановит. Она не отстанет от тебя, заставляя обучать ее военному делу, владению мечом и всяким другим оружием. Ты думаешь, леди Элисон все это позволит?
– Проклятье! – Дэвид ударил кулаком по стене конюшни и тут же раскаялся в своем поступке. Лошадям нужен был покой, и даже старший конюший старался двигаться бесшумно.
Дэвид прислушался, но раздалось только испуганное ржание. Он снова тихо заговорил:
– У Элисон сильно развито чувство ответственности. Если она сочтет своим долгом воспитать Берт как настоящую леди, то ничто не заставит ее отказаться от этой цели.
– Не вижу в этом ничего плохого.
– А что плохого в том, если Берт научится быть сквайром, если ей этого хочется?
– Значит, ты станешь на сторону Берт? – поймал его на слове Гай.
– Нет, я… – Дэвид вздохнул. – И почему это все так сложно! Когда я встретил леди Элисон, она показалась мне холодной и мелочной. Потом я увидел ее владения и подумал, что все это чудесное богатство может стать моим. И я стал ухаживать за ней, и она… она… – Повернувшись лицом к Гаю, Дэвид положил руки ему на плечи. – Ты знаешь, что происходит, когда ты смотришь на горный хрусталь? Он выглядит как холодный твердый камень. А когда приглядишься, то видишь, что в нем играют все цвета радуги. А если поднести его к глазу и посмотреть через него, все цвета становятся ярче и все страшные безобразные предметы выглядят так, словно ангел коснулся их своим крылом.
Гай глядел на своего друга в недоумении.
– Я не замечал.
– Вот она такая, – продолжал Дэвид. – Тебе кажется, что она сурова и холодна, а потом она преображает весь твой мир.
Гай приложил руку ко лбу Дэвида.
– Ты случайно не болен?
Дэвид, смеясь, оттолкнул его и вошел в конюшню, где в полумраке стояла тишина, нарушаемая только