поцелуях еще не говорила. Но вам, похоже, понравилось ее целовать.

Дэвид начал понимать, к чему клонится разговор.

– Это было приятно.

– Филиппа говорит, что для миледи целоваться не так просто. Если она вас поцеловала, значит, дело серьезное.

В полумраке конюшни Дэвид расслабился. Сено от дождя пахло плесенью, вместе с запахом навоза образуя аромат, слаще которого для него не было ничего на свете. Уж если он не мог быть у себя дома, ему было лучше всего здесь. Лошади – своевольные, жестокие, бессмысленно ревнивые создания. Он понимал их лучше, чем женщин.

– Для меня это было очень серьезно, – сказал он. – Как мой сквайр, ты понимаешь, что мои тайны – дело святое и их нельзя выдавать?

Эдгар кивнул.

– Я хочу добиться ее расположения.

– Я так и думал. – Эдгар осмотрел Дэвида так же внимательно, как Дэвид раньше осматривал его. У него был при этом такой вид, словно он был отцом Элисон, оценивающим претендента на ее руку. После долгой паузы он принял решение и кивнул: – Если вы будете меня слушать, я могу вам помочь.

Любому наемнику было известно, что сведения, полученные из осажденного замка, помогают значительно сократить время осады. Сейчас Дэвид нашел источник таких сведений, и он едва мог скрыть радостное возбуждение:

– Я на тебя полагаюсь.

– Добиться расположения миледи очень трудно.

Эдгар произнес эти слова важным тоном. Его даже не смутило, что при этом он споткнулся о вилы и шлепнулся в грязь.

Дэвид поднял и отряхнул его.

– Что ей нравится?

– Нравится?

– Что доставляет ей удовольствие? Эдгар подумал.

– Я не знаю, бывает ли миледи когда-нибудь довольна всем. Ей нравится, когда я не чешусь. Ей нравится, когда я читаю молитвы без напоминаний. Ей нравится, когда я моюсь без напоминаний.

– Что ей нравится для себя? Эдгар взглянул на него с удивлением.

– Для себя ей ничего не нужно. Она – наша госпожа.

– Она никогда не смеется?

– Нет!

– И даже не улыбается?

– О, она улыбается. – Черты мальчика смягчились, и на лице у него появилось мечтательное выражение, как у влюбленного. – Когда она улыбается, она делается такая красивая. – Вид его снова стал суровым. – Но она редко улыбается, потому что ей нравятся только мужчины, которые трудятся и, не жалуясь, выполняют свой долг. Она говорит, что таких немного.

Дэвид хотел было возразить, но не смог.

– Может быть, и так.

– Она говорит, что мужчины слишком много берут на себя и указывают ей, как вести дела, как обрабатывать землю и торговать, а она сама знает лучше, чем десяток мужчин.

– Бьюсь об заклад, что так и есть.

Эдгар, очевидно, хорошо обдумал тактику для Дэвида, потому что он сказал с недетской проницательностью:

– Мне кажется, ей бы понравилось, если бы человек уважал ее, умывался каждый день и делал, что положено, без напоминаний.

– Пожалуй, ты прав.

– И может быть, – Эдгар застенчиво улыбнулся, – вы могли бы иногда целовать ее, как сегодня утром.

Дэвид подумал немного:

– Поцелуи я лучше придержу пока.

– Как это?

– На крайний случай. Когда они ей понадобятся.

Взяв Эдгара за плечо, Дэвид повел его вдоль стойл.

– Ты будешь стричь меня и брить, а если ты увидишь, что я чешусь…

– Что тогда, сэр?

– Вытяни меня ремнем.