уходило на второй план перед привязанностью, восхищением и преданностью. Роузи нуждалась в заботе и опеке, и он предоставит ей это. Он, только он, и никто другой!
— Любовь моя, — Тони крепко прижал к себе Роузи, — не нужно больше плакать. Теперь я буду заботиться о тебе. Всегда!
15.
В огромном камине полыхал огонь, однако его все равно не хватало для того, чтобы полностью изгнать холод из хозяйской спальни. Тони снял с Роузи промокший плащ и кинул его в угол. Роузи, замерзшая и неподвижная, стояла с таким отрешенным бледным лицом, словно не понимала, где находится и что ее окружает.
Это ужаснуло Тони. На память ему пришли воспоминания из далекого детства, когда он, одинокий и беспомощный, жил в каменном мешке дома Дребредов, думая, что отвергнут и забыт своей любимой семьей.
Нет, неправда… Даже будучи ребенком, он знал, что это не так. Память о матери будоражила его память и не давала угаснуть твердости духа, который пытались сломить граф Дребред и его розги. День за днем, неделя за неделей, год за годом ждал он, что его освободят из дребредского замка, пока в один прекрасный день не решил, что должен освободиться сам. И сделал это! Сделал, черт побери, но годы заточения были слишком долгими и несчастными. В глубине души Тони оставался все таким же веселым и жизнерадостным мальчиком, каким всегда и был. Только вот разум его изменился. Слишком хорошо он знал, как быстро жизнь превращается в борьбу за выживание. И теперь он был окружен непробиваемыми бастионами, которые воздвиг сам: годовой доход, земли, боевое мастерство, неотразимое обаяние…
Взглянув на Роузи — обмякшую и молчаливую, Тони вспомнил давнее чувство полной безнадежности, охватывавшее его во времена пребывания у графа Дребреда, и понял, что главное сейчас — это Роузи. Токи хотелось призвать всех, кого только можно: служанку — чтобы она повсюду ее сопровождала, лекаря — чтобы он пустил девушке кровь, небеса и Господа Бога — чтобы они исцелили ее израненную душу. Из всех он призвал только к небесам.
Умело, как сделала бы Джин, мягко и ласково, как сделала бы Энн, Тони принялся раздевать Роузи.
— Я не виню тебя за то, что ты совсем обезумела от горя из-за отъезда сэра Дэнни. Сегодня отвратительный день для путешествий: все дороги раскиснут и превратятся в непролазные трясины, но у сэра Дэнни не было выбора.
Роузи не слушала Тони. Она стояла к нему лицом, позволяя расшнуровывать одежду, но безучастно смотрела перед собой, словно оглушенная событиями последнего дня. Тони приоткрыл дверь в смежную комнату, в которой хранились его любимые книги; тут же стоял небольшой письменный стол, несколько сундуков и высокий гардероб с одеждой, башмаками и прочими необходимыми вещами.
— Пойдем, поможешь мне подобрать тебе что-нибудь из одежды. — Тони вошел в комнату и, открыв сундук, принялся перебирать его содержимое. — Потом я позову служанку, которая поможет тебе переодеться.
Роузи издала хлюпающий звук, и Тони замер. Господи, может, ему показалось?
— Думаю, тебе бы не хотелось, чтобы я помог тебе переодеться, — продолжил Тони, стараясь сохранять самообладание. — Однако я с радостью сделаю это, если это доставит тебе удовольствие.
Тони взглянул на нее, и глаза его расширились от удивления: Роузи ощупывала что-то несуществующее, водя руками по воздуху. Голос ее внезапно изменился и стал высоким, как у ребенка:
— А где твоя кровать, папочка? Зачем ты ее переставил? И… и это не твой стол. А что случилось с ковром? Я так любила играть на нем в куклы. — Потом со слезами в голосе добавила: — Я не брала печати, папочка, только потрогала, и все. Нет, я не могла потерять ее. Пожалуйста, не сердись на меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Отскочив от сундука, Тони стал медленно приближаться к Роузи, не сводя с нее глаз. Во время войны на континенте ему часто доводилось видеть подобные выражения на лицах солдат, когда им отрывало ногу пушечным ядром или на их глазах разрывало на части лучшего товарища. Тогда они выглядели точно так же, как сейчас выглядела Роузи. Черт, но что с ней происходит? Только что в соседней комнате перед ним была Роузи. Пусть подавленная, ужасно расстроенная, но все-таки Роузи. Теперь Тони не знал, что за незнакомая девушка стоит перед ним и в каком мире она существует. Осторожно положив одну руку ей на плечо, а другой приподняв Роузи за подбородок, Тони заглянул в ее глаза.
— Роузи?
— Я не прятала ее, папочка.
Придя в ужас, всерьез обеспокоенный ее психическим состоянием, Тони слегка встряхнул Роуэи.
— Роузи?!
Роузи-существо вздрогнула и вернулась в реальное бытие. Коснувшись лба дрожащей рукой, словно не понимая, где она и что она, Роузи посмотрела на Райклифа и с трудом пробормотала:
— Тони…
Роузи попыталась освободиться, но его руки держали ее крепко, и девушка, обмякнув, уткнулась головой в широкую грудь Тони, словно хотела спрятаться. Он с радостью предоставил Роузи этот приют.
— Его здесь нет. — Ее приглушенные слова звучали так, словно она пыталась убедить самое себя. — Его здесь нет…
— Кого?
Оторвавшись от его груди, Роузи взглянула в лицо Тони, и ее страх и боль жаркой волной отозвались в душе Тони. Он оглянулся, почти готовый увидеть призрак лорда Сэдлера. Стояла мертвая тишина, и только дождь продолжал мерно барабанить в оконные стекла.
— Что ты увидела?
— Просто комнату… — Роузи показала на гардероб. — Он был здесь раньше?
— Нет, я привез его с собой из Лондона.
Роузи оторвалась от Тони и внимательно огляделась по сторонам.
— А письменный стол?
— Он тоже принадлежит мне.
Пройдясь по комнате, но все-таки стараясь не слишком удаляться от Тони, она посмотрела на небольшой узенький столик.
— А вот этот стол был здесь и раньше.
— Да.
— А это? — Она указала на резную статуэтку из коллекции лорда Сэдлера — еще одну мадонну с младенцем. Пальцы Роузи легко пробежали по гладкому дереву, и Тони подивился памяти, которая, казалось, таилась в ее ладонях. Нет, здесь не было никакого безумия, только старая память, выплеснувшаяся из глубин подсознания Роузи огненными вспышками. Ведь если Одиси когда-то приходился ей родным домом, избежать таких вспышек было просто невозможно.
— Твоему отцу нравилась эта статуэтка?
— Не помню.
— Но это его стол?
— Не помню.
Роузи стояла абсолютно спокойно, но Тони чувствовал, что внутри у нее все бурлит. Почему она такая сердитая? Почему такая испуганная?
— Роузи?
— Я ничего не помню. Я не помню ни этого места, ни человека, которого вы называете моим отцом. — Роузи решительно поставила статуэтку обратно на стол. — Не помню.
— Я не верю тебе.
— Но почему? — Роузи яростно повернулась к нему. — Почему никто мне не верит?!
— Роузи, — успокаивающе сказал Тони, подошел к девушке и ласково провел пальцами по ее щеке. — Расскажи мне. Расскажи мне все, что ты помнишь. Разве ты не знаешь, что ты дочь лорда Сэд-лера?
Роузи натянуто улыбнулась ему.
— Все считают, что я дочь лорда Сэдлера. И сэр Дэнни, — здесь голос девушки дрогнул, — твердит то же самое, даже вы говорите, что я дочь лорда Сэдлера.
