или маневр? Нет, товарищи, я высоко оцениваю этот документ. Он приобретает особое значение в силу того контекста, в котором он сформирован и подписан. Он свидетельствует о наличии чувства ответственности за судьбу государства, страны и за продолжение этого курса у тех, кто его подписал. И в этом его значение.

Я понимаю, что вопросы возникать могут, но не в связи с текстом заявления — записаны вещи очень серьезные, необходимые. Я думаю, что это заявление вы с нами вместе подписали бы, товарищ Терехов. Я в этом уверен. Но вот вдруг заговорили о каком-то тайном меморандуме, который тоже вроде бы был подписан. Кто это делает и с какой целью, мне непонятно. И что бы значил такой факт: вдруг в прессе, которая ближе к Демократической России, к Моссовету, Б.Н. Ельцин стал подвергаться критике за то, что он подписал этот документ. Причем критикуют его за то, что он вроде бы сдал позиции, уступил, что это непростительно и т. д. Видимо, для того, чтобы освободить своих сторонников от этого впечатления, сам Б.Н. Ельцин, а потом Р. И. Хасбулатов и некоторые другие вдруг стали говорить, что, наоборот, Президент сдал позиции, что его положили на лопатки. Знаете, все это несерьезно, когда речь идет о таком документе, как совместное заявление, затрагивающее фундаментальные вопросы на таком ответственном этапе перестроечных процессов. Это несерьезно. Здесь встает вопрос, что бы это значило. Товарищ Терехов, это вам домашнее задание. Видимо, кому-то хочется, чтобы даже если заявление и подписано, то на практике согласие не состоялось бы. А рае хочется, то идет давление.

На деле же у нас был очень серьезный, ответственный, принципиальный разговор. Он имел свою логику, свое развитие. Встретился тот круг людей, который был связан с референдумом. И все говорили: Федерация? — Да. Единый рынок? — Да, со всеми атрибутами и признаками, присущими единому экономическому пространству — деньги, таможня, финансовые инструменты и т. д., налоги. Спор был по налогам, он продолжится. Да и вообще обмен мнениями шел по всем вопросам. Но это был серьезный, ответственный разговор. Никто никого не клал там на лопатки, не видел я, чтобы кому-то давали под ложечку или куда-то в другое больное место. Нет, это был очень ответственный, я должен сказать, разговор, дискуссия понимающих людей. На основе этой дискуссии я объявил перерыв и за 45 минут продиктовал эти тезисы, эти пункты, которые легли в основу соглашения. После расшифровки стенографисткой представил их, мы начали их дорабатывать. Все в основе сохранено. А вчера я услышал, что 20 процентов осталось. Начали переводить на проценты, несерьезно это все. Я не хочу дальше углубляться, я хочу сохранить приверженность заявлению и надеюсь на то, что все участники состоявшейся ответственной встречи на этом этапе отечественной истории докажут, что они могут держать слово, что они не позволят играть с такими вещами и с собой. В такой ситуации, когда люди ждут изменений к лучшему, заниматься дешевыми политическими играми, я думаю, это была бы политическая смерть для политиков, поставивших подпись под этим документом…

(…) К сожалению, приходится говорить о сбоях, ошибках и нашего демократического, радикального движения, объяснимых его молодостью. В частности, такой: не затруднило ли оно своим радикализмом компромисс с более умеренной частью общества, что в какой-то мере сузило базу демократии, возможности «круглого стола»?

— Мне кажется, тут надо видеть главное: частичные реформы, постепенность в их проведении погубит нас. Народ этого не выдержит. Когда говорят, что реформы логично, мол, растянуть на годы — это не для нас. Это для общества, где уже достигнут сносный уровень жизни и где народ может и подождать. У нас же такая кризисная ситуация и плюс такая мощная бюрократическая система, что с ними надо кончать не постепенно, а радикально. Другое дело, что с точки зрения организации демократического движения, привлечения людей на свою сторону, демократам и впрямь надо было быть поумереннее, не отпугивать людей (а многие боятся разрушить то, что есть) ультралевыми речами, сдвинуться к центру, я бы так сказал. Это помогло бы больше консолидировать демократическое движение. Хотя я считаю, что с апреля месяца есть сдвиг в этом плане. Он наметился как ответ на «зимнее наступление» правых. И благодаря как раз демократическому движению, рабочему движению, забастовочному движению появилась возможность встречи 23 апреля и известного соглашения «9+1». Думаю, что к этому моменту Президент понял, что опираться надо, пусть из центра, но все же и на левое плечо, что именно в этом залог движения вперед. Ведь отсюда и конструктивный характер соглашения «9 + 1».

— Но разве это важное соглашение не было шагом навстречу друг другу обеих сторон — центра и республик?

— Думаю, что больше отступил все-таки Президент, чем представители республик. Но главное — тут вы правы — соглашение стало возможным на основе общего компромисса. Значение этого я в полной мере оценил во время визита в Чехословакию… Из бесед с Гавелом, Дубчеком, с другими руководителями Чехии и Словакии мне стало ясно, насколько наших соседей беспокоили наша нестабильность, война законов, противостояние. А заявление «десятки» их воодушевило. Они почувствовали, что теперь можно развивать контакты. Хотя, конечно, совсем на другой основе, чем раньше.

— Как Вы думаете: с чьей стороны и в каком виде существует угроза соглашения «9+1»?

— Угроза соглашению, и реальная, — со стороны противников реформ, поклонников чрезвычайного положения — они в последнее время явно проявили себя. Но хочу сказать и другое: процесс, начало которому положило соглашение «десятки», имеет и сильные защитные механизмы. Они — во взаимодействии центра и республики, центра и демократических сил. Конечно, упрощать этот вопрос нельзя, но на перспективы этого соглашения я смотрю с оптимизмом.

Мнение политиков, политологов, публицистов

(…) — А как вы расцениваете «соглашение девяти»?

— Считаю его весьма знаменательным. Не может не обнадеживать, что руководители девяти республик, между которыми в последние годы обозначились расхождения по некоторым существенным вопросам, сумели найти общий язык. Я бы сказал, что это начало собирания Союза, возрождения его силы на обновленной основе. И особо хотел бы отметить, что вместе с другими руководителями за столом переговоров подписал совместный документ Борис Николаевич Ельцин. Он показал, что может стать выше частных интересов, действовать дальновидно, занимать конструктивные позиции, отвечающие интересам России и россиян.

(…) — На третьем Съезде народных депутатов РСФСР Б. Ельцин высказал идею «круглого стола». Я считаю, что просто одно ее высказывание привело к перемирию между ним и М. Горбачевым. Речь шла о создании условий для проведения политики реформ в России и в Союзе, то есть на межреспубликанском уровне. К сожалению, эта идея не была поддержана Съездом и частью руководства «Демократической России». Мы стали свидетелями ущербной формы «круглого стола» — известного заявления «9+1». Если бы состоялся «круглый стол», то это стало бы не просто заявлением узкого круга руководителей девяти республик и Президента СССР, а еще и реально существующих политических сил, представляющих государство и общество.