– Садитесь. – Он вопросительно поднял бровь.

– Ева, – отозвалась женщина.

– Садитесь, Ева, и рассказывайте…

За окном голосили птицы. По мере того как посетительница посвящала Звягинцева в свои проблемы, психоаналитик мрачнел все больше и больше. «Этот психоз похож на эпидемию – за неделю уже пятый случай, – думал он. – Чуть?чуть различная симптоматика, но везде присутствует какое?то тяжелое выражение комплекса неполноценности. Кто же об этом писал? Это же что?то безумно знакомое – видеть себя обезображенной…»

– И, понимаете, – Ева доверительно склонилась к доктору, – везде этот мерзкий запах паленой шерсти… И мне все время кажется, что на кухне что?то горит. Я отругала кухарку, но она клянется, что все в порядке. Она, конечно, изрядная лгунья и лентяйка, но сейчас я склонна ей поверить.

«Огонь, – думал Звягинцев, – и это сходится! Везде навязчивые обонятельные галлюцинации, сожженные лица… Здесь должна быть какая?то связь. Но ведь эпидемий психоза не бывает! Должен быть какой?то простой ответ, какое?то примитивное объяснение, просто я его пока не вижу».

– Скажите, – глубокомысленно спросил он, – у вас в детстве, случайно, не было неприятных ситуаций, связанных с огнем?

– Нет, разумеется. – Женщина ответила чересчур поспешно, и это насторожило доктора.

– Давайте поступим так, – он слегка приподнялся, перегнулся через стол и похлопал женщину по руке, – сейчас вы примете успокоительное, позвоните мужу и на недельку ляжете к нам на анализы и обследование. Мне кажется, что у вас переутомление. Но все может быть гораздо серьезнее.

– Да. – Ева открыла сумочку и вынула из нее телефон. – Все эти презентации и открытия так утомляют. А салоны… Нет, не говорите мне о салонах!

– Ни в коем случае, – успокоил ее Звягинцев. – Никаких салонов.

«Мне бы ваши проблемы!» – раздраженно подумал он и нажал кнопку на селекторе.

– Лиля, – бросил он появившейся в дверях кабинета медсестре, – проследи, пожалуйста, за тем, чтобы нам подготовили четырнадцатый бокс.

– Вячеслав Андреевич, четырнадцатый занят, – робко возразила та. – Со вчерашнего дня.

– Да? – Звягинцев задумался. – Хорошо, тогда пусть будет второй. Он свободен?

– Свободен, – кивнула Лиля. – Гостью выписали позавчера.

– С улучшением? – подозрительно поинтересовалась Ева.

Клинику светской львице рекомендовала одна из ее наперсниц, а им никогда не следует доверять безоговорочно. В таких вещах, как медицина, умный человек все досконально проверит сам.

– Разумеется, с улучшением, – белозубо улыбнулась Лиля. – Пойдемте, я провожу вас.

Ева, небрежно кивнув врачу, встала и вышла из кабинета вслед за медсестрой. «С улучшением, как же!» – зло подумал Звягинцев. Загадка психоза, принявшего характер эпидемии и плохо поддающегося лечению, мучила его уже две недели.

 Истерический утренний щебет воробьев смешивался с утробным курлыканьем голубей. В сквере пахло нагретым асфальтом и срезанной травой. Алька медленно шла между ровных рядов тополей, сопровождаемая встревоженным Ираклием. Изредка она протягивала руку к кустам, отламывала приглянувшуюся ей веточку и присоединяла ее к своему странному букету, завернутому в лист лопуха. Там уже торчала веточка шиповника с полуоблетевшими цветками, две ветки тополя, ромашка, выдранная с корнем, и кусок тонкой медной проволоки, ярко блестевший на солнце.

– Ираклий, а что ест тит? – спросила она.

– Э?э… Какой такой Тит? – осторожно поинтересовался Ираклий.

– Как тебе сказать. – Аля задумчиво ковыряла землю носком ботинка. – Маленькая… С ногами. Кое?где пушистая и очень больная. Плачет, кушать хочет. Жалко его. Или ее, не знаю… Это я его назвала – тит. Оно не против.

– А где ты его взяла? – Конец внимательно посмотрел на женщину.

– Оно пришло, – коротко ответила Аля. – Теперь живет. А чем его кормить – я не знаю…

– Молоком, – буркнул Ираклий. – Из соски.

– Как же она сосать будет? – Аля засмеялась. – У нее же головы нет. Она теперь не может, – и небрежно махнула рукой.

– А когда это началось? – Конец тронул ее за руку.

Аля вздрогнула и сразу стала серьезной.

– Что?

– Когда оно пришло? – Конец был настойчив.

– Не помню. Давно. – Аля нахмурилась. – Я не хочу об этом говорить. Я хочу мороженого.

– Давай купим мороженое, – согласился Ираклий. – Я бы хотел, чтобы ты со мной кое?куда съездила.

– Не хочу. – Аля заупрямилась. – Никуда не хочу, где люди. Они надо мной издеваются и смеются, говорят, что я психическая. Не поеду, и не тащи меня, а то я закричу!

– Хорошо. – Конец приобнял ее за плечи, и женщина успокоилась. – Но ты не против гостей?

– Пусть приходят. – Аля кивнула. – Плюс?минус один гость ничего не меняет. Только пускай не думают про меня, что я сумасшедшая. Ты скажи им, что я все равно услышу. Я сейчас много чего слышу. А что не слышу, мне Мелкий рассказывает. Но только если гадости какие. Он злой – Мелкий.

Ираклий проводил женщину до дома, поцеловал на прощание в лоб и озабоченно поцокал языком, отвернувшись от закрытой двери. Потом набрал телефонный номер.

 Аля была абсолютно уверена, что не выключала в кухне свет. В последнее время она не любила спать в темноте. В темноте приходили те, другие, которые не жили раньше в ее квартире. Они трогали ее осторожно, гладили по голове и шипели что?то на ухо. К некоторым Алька привыкла, но были и те, кто вызывал в ней безотчетный страх. Старик, не умеющий говорить, пьяный и агрессивный. Обычно он постукивал своей палкой где?то в коридоре, не рискуя далеко отходить от своего зеркала, но иногда заглядывал в комнату. Тогда Алька пряталась с головой под одеяло. И безглазый мальчик с машинкой в руке – Аля про себя называла его Мелким. Мелкий был единственным, чью речь Аля слышала. Остальные шевелили губами, шуршали – но слов разобрать было нельзя. Мелкий изъяснялся короткими репликами, не вынимая палец изо рта, и говорил только гадкие вещи.

«Тин?тин?тин, – запела Аля, делая шаг в темноту. – В доме ты сидишь один». До выключателя оставалось четыре шага. Аля сама придумала это заклинание. «Тень?тень?тень, все равно наступит день». Старик отчего?то не любил это заклинание и уходил. Да и Мелкий предпочитал не высовываться – отсиживался где?нибудь в углу.

– Тетя дура, – сказал он.

Алька вздрогнула.

– Замолчи, – бросила она.

– Тетя дура. Я знаю. – Он противно засмеялся и поездил машинкой по тумбочке: – Бж?ж, би?би! Бум! Померли все.

Машинка со стуком упала на пол и закатилась под тумбочку. Аля сделала еще один шажок и немедленно вляпалась во что?то липкое и мокрое. Она сбросила испоганенные тапки и, изловчившись, прыгнула вперед. Кто?то больно куснул ее в шею. Она выругалась сквозь зубы и включила свет. Разумеется, в коридоре никого не было – как всегда. Даже в зеркале осталось только ее отражение – молчаливое и нисколько не опасное. Она потерла шею. От укусов в темноте никогда не оставалось следов. Раньше укушенное место саднило пару часов, но потом Женщина научилась не придавать значения таким атакам. Если Аля не думала об укусах, боль проходила мгновенно – со щелчком выключателя.

Она открыла холодильник и налила себе молока в большую чашку, расписанную красными цветами. В туалете что?то прошелестело. Может быть, газеты. Аля не читала газет, но никогда не ленилась вынимать их из почтового ящика и складывать аккуратной стопочкой дома, считая газетную бумагу весьма полезной в хозяйстве вещью. А может, это тот, кто хотел укусить ее, суетясь и кряхтя, недовольно складывал за спиною крылья. От этой мысли Аля передернулась и уронила чашку. Чашка упала и, расколовшись на две