предостережению.

— А вас исключили из гильдии адвокатов до этого совета или после?

Глаза Рабиноу вспыхнули от негодования.

— Все это сплетни, все было не так. У Мейера получилась размолвка с некоторыми деловыми партнерами, итальянцами. Тогда в отместку, чтобы досадить ему, они бросили меня на растерзание акулам. — Он переводил взгляд с одной фотографии на другую. — Пришлось ради благополучия семьи изменить фамилию, но не привычки — я и сейчас играю по правилам.

Сокрушался он прямо-таки мастерски, если бы не последние события, свидетелем которых я был.

— Все это хорошо. А полмиллиарда долларов, вырученных от продажи наркотиков и найденных в подвалах одной из ваших фабрик?

— Одной из моих фабрик?

— Да, той, что в восточной части Балтимора.

— А-а, Балтимор, кое-как застроенный город, прекрасная в этом отношении перспектива. Я приобрел там немало всякой недвижимости и не могу помнить все виды своей собственности.

— Готов на что угодно спорить, что мистер Лански помнил бы.

— Это уже третий пропущенный мяч, Катков. Вы знакомы с бейсболом?

— Допустим, вы не помните всех названий своих компаний. Но то здание принадлежит корпорации ИТЗ. Теперь припоминаете?

— Ну и зануда же вы, черт бы вас побрал.

— Это необходимое качество моей профессии. Скажите, компания ИТЗ ваша или не ваша?

— Разумеется, моя. Я создал ее для бизнеса в России. Можете не верить, дело ваше, но мои родители подвергались гонениям, как и Мейера и, по-моему, ваши. Они и уехали, чтобы дети обрели лучшую жизнь. Теперь у меня лучшая жизнь, но я по-прежнему заинтересован делать деньга, заинтересован даже больше, нежели прежде. Другими словами, я готов делать все, чтобы ваша и моя страна становились все более демократичными.

— Выходит, мы единомышленники, мистер Рабинович?

Он откинулся на спинку стула и с каким-то сожалением улыбнулся.

— С одним только различием, Катков: ваши родители никуда не уезжали и вынесли все до конца. В вас заложены здоровые гены. Вы обладаете силой воли и нужным нахальством.

— Кроме того, у меня нет выбора. Вначале вы не хотели спорить со мной. А как теперь?

— Все еще колеблюсь. Страшно за вашу страну. Он замолк на минутку, собираясь с мыслями, и поправил себя: — За нашу страну. Вы отдаете отчет в том, какие чудовищные вещи там сейчас происходят? Маргарет Тэтчер понадобилось целых двенадцать лет, чтобы приватизировать всего пятнадцать процентов английской экономики. А Ельцин пытается сделать это одним махом. Без частных капиталовложений ему не обойтись, однако инвесторам трудно решиться на долгосрочные капиталовложения при существующей в стране всеобщей коррупции. Она не отпугнет Рабиновича, потому что ему коррупция привычна, как мать родная, но она уже достала других предпринимателей. Иностранные банки, которые годами сотрудничали с Советским Союзом, сворачивают свой бизнес в России и уносят оттуда ноги. Большинство из них теперь не дадут ни цента займов для закупки зерна в любой зарубежной стране.

— К сожалению, все так и есть. Но какое это имеет отношение к моей персоне?

— Имеет. Но не к вам лично, а к характеру вашей работы. Я сказал, если помните, что об этом мы поговорим попозже. В последнее время у вас прошло несколько довольно интересных материалов.

— Насколько мне известно, мои статьи на английском языке еще не публиковались.

— А вы знакомы с еженедельником «Нью-йоркер»? — спросил он и, заметив мою реакцию, поспешил добавить: — Нет-нет, там вашего ничего не было. Это довольно солидный и довольно толстый журнал, который читают целую неделю, когда делать нечего. Ну да ладно, дело не в этом. Как-то в нем я увидел карикатуру на писателя, которого загнала в угол группа читателей. Подпись, помнится, была такова: «Ваши книги нам понравились. Премного наслышаны про них». — И Рабиноу искренне засмеялся, карикатуру он счел явно удачной и острой.

— Видимо, кто-то рассказывал вам про мои статейки?

— Не только про них, но и кое-что еще. Дело в том, что вы можете немало навредить, копаясь в том скандале.

— Навредить? Да еще немало? Вы мне льстите, мистер Рабиноу. Я ведь не один такой, есть другие газеты и журналы, что вы скажете о них?

— Вы копаете глубоко, Катков, и намерены быть впереди всех. Со своим материалом вы можете стать запевалой, а другие вам подпоют. Российская экономика в ее нынешнем состоянии подобна карточному домику. Один толчок, одна негативная публикация могут привести к целому обвалу с весьма пагубными последствиями, чего я, собственно, никак не желаю.

— Но частые посещения казино, которым заправляет шайка гангстеров, могут привести к таким же последствиям.

— Имеете в виду Баркина и его компанию?

— Совершенно верно.

— Да, тут вы правы. Если бы мне пришлось вычислять заказчика наемных убийц, прежде всего я заподозрил бы его.

— Я тоже об этом подумал. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Влиятельные чиновники из российского правительства считают его клуб самым подходящим местом для установления контактов с иностранными бизнесменами. Но если у меня с Баркиным есть кое- какие общие дела, это вовсе не значит, что он мне по душе, хотя человек он толковый и самолюбивый и своими руками создал эту крохотную империю. Поверьте мне, Аркадий Баркин плевать хотел на Россию.

— А чему тут удивляться? Россия ведь сама плевала на него, впрочем, как и на большинство народа. Теперь каждый живет сам по себе, вы это знаете не хуже меня. Да, коммунизм пал, а коммунистические аппаратчики моментально перекрасились в капиталистов, и если прежде они хозяйничали на государственных предприятиях ради блага партии, то теперь распродают эти предприятия и прочее госимущество как свое собственное. — Я сделал паузу, сдерживая себя, а потом добавил: — Возьмите, к примеру, нашу систему распределения…

— Ну вот еще. Не стану «брать» ее за так, вместо этого готов платить справедливую цену. Скрестите пальцы, когда теперь заключают сделки, это не сделки, а один смех. Скорей всего, частные инвесторы и будут управлять предприятиями более эффективно, но где они возьмут сырье для своих фабрик? А если товарам перекроют вдруг рынки сбыта? Я же намерен обеспечить их и тем и другим — и сырьем, и рынками сбыта. Самое нужное и главное для бесперебойного экономического развития заключается в создании интегрированной системы распределения. Если она эффективна, то способна привести к внезапному кризису и развалу экономики.

— Да-да. Помнится, ваш профсоюз водителей грузового транспорта уже несколько раз предупреждал об этом.

— Можно спорить о методах, к которым прибегли тогда водители, но по сути их предупреждение верно. У вас в стране до потребителей доходит всего лишь четверть ежегодного урожая. Остальные три четверти либо растаскиваются и теряются при транспортировке, либо гниют и портятся на складах. А в результате прибыли нет, цены взлетают на космическую высоту, инфляция достигает неимоверной величины — только за прошлый год 2500 процентов, а работяги ходят вечно под мухой. Запасы у вас в стране не скудеют только потому, что вы их не распределяете. Не производите, но и не распределяете.

— А также потому, что любой ловкач выручит от продажи своих товаров на внешнем рынке гораздо больше, чем на внутреннем.

— Нет ничего плохого в том, если, скажем, купить нефть в Одессе по доллару за баррель, а продать ее в Лондоне уже по двадцать долларов. Так совершаются все сделки на свободном рынке. Ваши предприниматели прекрасно это усвоили и, надо сказать, довольно быстро. Таким путем и сколачиваются капиталы. Господь Бог знает, что России нужна твердая валюта и она достает ее любыми путями.

— Совершенно согласен с вами, но только мы не просто достаем ее. Ведь ловкачи больше вывозят из страны, чем ввозят.