Длинноволосый добавил еще десяток купюр.

Шевченко как-то безразлично втянул табачный дым и выдохнул. Торговец доложил еще пять сотен, тогда Шевченко несколько оживился, задумчиво кивнул и положил деньги в карман.

Самодовольно ухмыльнувшись, длинноволосый повернулся, собираясь уходить, но Шевченко уже подал знак милиционерам и скомандовал:

— Задержать его! И предъявить еще обвинение в попытке всучить взятку сотруднику милиции. Валюту приобщить в качестве вещественного доказательства.

— Ты, подонок! — вскричал торговец, вырываясь из рук милиционеров, когда они стали надевать на него наручники. — Ты, хренов подонок!

— Добавьте ему также обвинение в словесном оскорблении.

Подобострастно улыбнувшись, милиционеры как можно туже затянули наручники па запястьях длинноволосого и повели его к машине. Сержант подтолкнул меня к Шевченко и доложил:

— Вот этот тип заявляет, будто он с вами знаком, товарищ начальник.

— Раненько встали сегодня, товарищ следователь, — заерничал я.

Шевченко долго смотрел на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Как его фамилия? — спросил он с кислой миной. У меня глаза на лоб полезли.

— Да хватит тебе, Шевченко.

— Катков его фамилия. Николай Катков, — проворчал сержант.

Шевченко сердито нахмурил брови.

— Не знаю такого, — отрубил он и, шепнув что-то сержанту, чуть-чуть улыбнулся и зашагал прочь.

Сержант потащил меня к воронку с арестованными, затолкал внутрь и захлопнул дверь. Обозленные торгаши сидели в ряд на двух деревянных скамьях напротив друг друга. Их набралось, должно быть, не меньше дюжины. Глаза всех полыхали ненавистью, когда они прикидывали, кто же их подставил. К счастью, руки у всех были скованы за спиной наручниками, как, впрочем, и у меня.

Воронок задрожал, зафыркал и стронулся с места. Не успел он отъехать, как один из дельцов, изловчившись, плюнул на меня. За ним другой, потом еще один. Сзади поднялся длинноволосый и ногой брыкнул меня по ребрам. Его примеру последовали другие, повскакав со скамеек и намереваясь избить меня ногами. Я забился в угол и отчаянно отбивался от наседавших парней. Одному угодил каблуком в грудь, он завалился на других, но все равно силы были явно неравны. Один исхитрился попасть мне прямо в пах, другой угодил коленом в лоб. От нестерпимой боли я дико завыл и рухнул на пол. Торгаши тогда совсем обезумели: они орали как бешеные, прыгали на мне, харкали и обзывали последними словами.

Я думал, что совсем отдаю концы, как вдруг машина резко затормозила, парни, не удержавшись, кучей повалились вперед, прямо на меня. Дверь открылась, в нее просунулись два дула помповых ружей.

— Ну ладно! Хватит! Все по местам! — раздался резкий окрик сержанта. Он внимательно оглядел всех и скомандовал, указав на меня ружьем: — Ты!

— Что я? — едва подал я голос, вытирая кровь, сочившуюся из разбитого рта.

— Выходи! Да пошевеливайся!

Я выбрался из груды тел и торопливо пополз к двери. Менты помогли мне выбраться и захлопнули дверь. Затем поволокли меня к кабине, усадили между собой, и воронок покатил дальше.

— Ну как чувствуешь себя? — хрипло спросил сержант.

— Великолепно. Эти сволочи едва меня не убили.

— Ну, до этого никак не дошло бы.

— А я уж начал было сомневаться, когда чуть концы не отдал. В любом случае, спасибо вам.

— А нам-то за что? Это следователь Шевченко нас надоумил. Он знал, что они постараются на тебе отыграться, и сказал: пусть поддадут ему как следует, это станет ему хорошим уроком на будущее.

— Вот спасибо. Уроки я усваиваю быстро.

— Ну и ладушки, — злорадно ухмыльнулся сержант. — Считай, что уроки только начались.