довольны своей работой.

Глава 7

Выскользнув из ночных вод Адриатики, мы устремились по узкому проливу к Пирею. На горизонте, слева и справа, прекрасные исполинские горы заслоняли небо. По утру корабль идет легко. Из колонок звучит французская, английская и греческая поп-музыка. Солнце серебрит еще мокрую, надраенную палубу, пылает над трубой с клочками дыма. Я купил билет на палубный проезд, но, набравшись наглости, в первую же ночь, забрался в пустую каюту и прекрасно выспался. Сидя на палубе сегодня утром, я размышлял, какое влияние Греция окажет на Пересечения...

Эта музыка так подходит к миру, по которому я плыву. Я осознавал, насколько она подошла бы для замкнутой жизни Нью-Йорка. Ее мчащиеся гармонии даже больше сочетаются с покоем. Как я смогу взять Чудика в центр этого блестящего, движущего звуками хаоса? Прошлой ночью пил с греческими матросами. На ломаном итальянском и еще худшем греческом мы говорили о мифах. Таики узнал историю Орфея не в школе и не из книг, а от своей тети. Матросы моего возраста хотели послушать по транзисторному приемнику английскую или французскую поп-музыку. А кто постарше — греческие народные песни.

— Традиционные песни — заявил Демо. — Все молодые парни мира хотят побыстрее умереть, потому что им не повезло в любви. — Все, но не Орфей, — сказал Таики, немного таинственно и немного возвышенно. Хотел ли Орфей жить дальше после того, как во второй раз потерял Эвридику? Он поступил очень современно, когда он решил оглянуться. Какова музыкальная сущность этого поступка?

Дневник автора.Коринфский залив.Ноябрь 1965 года.
Я мчусь на великолепных драконах,Как их чудесный господин,Господин замечательных драконов,Целого драконьего стада.

Зеленоглазый тихо запел, когда мы ехали на наших драконах. Впервые я понял слова так же хорошо, как и мелодию. Это удивило меня и, повернувшись, я посмотрел на него. Но он замолчал и поправил упряжь на своем звере.

Небо потемнело, и напоминало синее стекло. На западе клубились грязно-желтые облака. От драконов по песку потянулись длинные тени. В тут же сооруженном камине пылали угли, Волосатый уже готовил еду.

— Это перекресток Мак-Клеллан-авеню и Майн-стрит, — сказал Паук. — Здесь мы и остановимся на ночлег.

— Откуда вы знаете?

— Я здесь не первый раз.

— А...

Наконец мы согнали более ли менее всех драконов. И остановились.

Многие драконы легли.

Мой верховой дракон (по небрежности, я еще не дал ему клички, поэтому про себя называл его: Моя Лошадь — МЛ) нежно потерся о мою ногу, опустил меня на землю, согнув передние лапы, потом уткнулся подбородком в песок и подогнул ноги. Обычно драконы так и делают. Садятся, я имею в виду.

Мне удалось сделать не более десятка шагов. Отекшие ноги гудели и не слушались меня. Стремена и другое снаряжение я положил рядом с собой. Паук улегся на вожаке и свесил вниз одну из рук. Я рассматривал ее в свете пламени, падающего от очага, и кое-что понял о Пауке.

Рука была широкой, с запястьями, покрытыми шишечками. Кожа между большим и указательным пальцами потрескалась, а в бороздках под костяшками скопилась размякшая от пота грязь. На пальцах и на ладони от тяжелой пастушьей работы вспухли мозоли. На среднем пальце тоже была мозоль, но такие мозоли образуются при частом использовании пишущих инструментов.

Такую мозоль я видел однажды у Ла Страшной. А на кончиках пальцев, за исключением большого, кожа была задубевшей и гладкой до блеска — такие отполированные пятна бывают от игры на струнном инструменте — гитаре, скрипке или, может быть, виолончели. Я замечал такие же пятна и на руках у других музыкантов.

Значит, Паук пасет драконов. И он пишет. И он играет на музыкальных инструментах...

Пока я так сидел, размышляя обо всем этом, дыхание мое становилось все размеренней и глубже.

Я начал думать о деревьях.

Тут вдруг меня на минуту одолел ночной кошмар, будто бы Волосатый притащил нам гору каких-то несъедобных крабов и пышущих паром артишоков.

А потом, привалившись к плечу спящего Зеленоглазого, я тоже заснул.

Проснулся я, когда Волосатый снял крышку с котелка, где тушилось мясо. Аромат защекотал ноздри, я невольно открыл рот, втягивая дурманящий запах — и желудок свело спазмами. Я приподнялся, наклонился вперед, оперся на песок и так заработал челюстями, что у меня заболело горло.

Волосатый зачерпывал ложкой мясо и раскладывал его по нашим кастрюлям, тряся волосатой головой. Я заметил, что в мясе много волос, но не стал обращать на это внимания. Он передал всем костяные кастрюли, от которых валил пар. Я сидел скрестив ноги — оптимальная поза для отдыха.

Ножик взял буханку хлеба, надрезал его, и мягкий аромат мякиша хлынул из рыхлой полоски в золотистой корочке. Я был слишком утомлен ожиданием еды и отчаянно хотел спать. Парадоксально, но сон и еда перестали быть приятными занятиями, а превратились в тяжкую необходимость. Я обмакнул кусок хлеба в подливку и затрепетал.

Половину порции я проглотил до того, как заметил, что еда слишком горячая. Ножик запихивал куски мяса в рот большим пальцем.

Получив второе, я огляделся и стал есть медленнее. Смогли бы вы описать, как выглядят люди во время еды? Я вспомнил обед, приготовленный для нас Родной, тогда мы ели совсем по другому. Когда же это было?

— Имейте в виду, — сказал Волосатый, наблюдая за тем, как мы поглощаем его стряпню, — что еще будет десерт.

— Где? — спросил Ножик, дочавкивая второе с куском хлеба.

— Вы слишком увлеклись первым, — продолжил Волосатый, — я прокляну каждого, кто откажется от десерта. — Он огляделся и долил бульон в опустевшую кастрюлю Ножика. Серые руки жадно схватились за край кастрюли и вместе с нею исчезли в темноте. Послышалось чавканье.

Паук, сидевший до этого молча, оглянулся, и сверкнув глазами, подмигнул Волосатому.

— Отлично приготовил мясо, кок.

Волосатый искоса посмотрел на него.

Паук, который пасет драконов; Паук, который пишет; Паук, который носит в сердце музыку Кодали — хороший человек похвалил.

Я взглянул на Паука и снова перевел взгляд на Волосатого. Я сам хотел похвалить стряпню Волосатого, потому что она заслужила этого и потому, что этим я заставил бы Волосатого хоть чуть-чуть улыбнуться, но Паук опередил меня, поэтому я только спросил:

— Что на десерт?

Я предполагал, что Паук более важная персона, чем я, и робел.

Волосатый взял тряпку и снял блюдо с огня.

— Ежевичный пудинг. Ножик, подай мне ромовый соус.

Зеленоглазый учащенно задышал. Сглатывая слюну, я с жадностью наблюдал, как Волосатый раскладывает по кастрюлям политый соусом пудинг.

— Ножик, убери лапу!

— ...я хотел только попробовать.

Но серая рука уже отодвинулась. В неярком свете было видно, как Ножик облизывается.

Волосатый поставил перед ним кастрюлю. Мы подождали, пока не начнет есть Паук.

— Ночь... песок... и драконы, — пробормотал Вонючка. — Да... — (очень к месту).

Я взял мачете и заиграл, но Паук неожиданно спросил:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату