Теперь Родинка посыпала сковородку корицей. Несколько крупинок попало в огонь, лижущий края сковородки, и, затрещав, они разлетелись разноцветными искрами.
— Да, — сказал я. — Ла Страшная мне тоже не объяснила, почему я иной, чем я отличаюсь от других.
— Ты не знаешь? — удивилась Родинка. Я покачал головой.
— О, но ты же можешь... — она прикусила язык. — Ла Страшная — одна из ваших старейшин?
— Да.
— Может быть, у нее есть причины не говорить тебе? Я поговорю с ней немного позже. Она очень мудрая женщина.
Я подкатился к ней.
— Если ты знаешь, то расскажи мне.
Родинка смутилась.
— Хорошо. Только что тебе говорила Ла Страшная?
— Она сказала, что мне нужно готовиться к путешествию, что я должен убить убийцу Челки.
— Челки?
— Челка тоже была иной, — я начал рассказывать ей о Челке.
Через минуту Увалень, голодно рыгнув, забарабанил по груди и пожаловался, что он зверски голоден. Похоже, Увалень ничего не понял.
Маленький Джон поднялся и пошел по берегу.
Увалень последовал за ним, проворчав:
— Позовите меня, когда все закончите. Я подразумеваю ужин.
Родинка внимательно выслушала меня и задала несколько вопросов о смерти Челки. Когда я сказал, что перед путешествием должен зайти за Ле Навозником, она кивнула:
— Хорошо, теперь я догадываюсь... Обед готов.
— Ты не объяснишь мне...
Она покачала головой.
— Ты не должен этого знать, тебе не нужно понимать всего этого. Поверь, я путешествовала гораздо больше тебя. Много иных людей погибло так же, как и Челка. Я слышала, что это происходит последние три года. Что-то ищет их и убивает. По-видимому, нам лучше уходить куда-нибудь.
Она приподняла крышку и из-под нее вылетело облако пара.
Увалень и Маленький Джон, возвращавшиеся по берегу, побежали.
— О, Элвис Пресли! — воскликнул, переводя дыхание Маленький Джон. — Какой приятный запах! — Он стоял над огнем и облизывался. Увалень энергично раздувал ноздри.
Мне еще нужно было расспросить Родинку, но я не хотел злить Маленького Джона и Увальня и решил спокойно поесть вместе с ними.
Вид окорока, овощей, фруктов и приправ, разложенных на листьях, быстро поставили точку на моих размышлениях, и я понял, что причиной моей метафизической меланхолии был голод.
Много разговоров, пищи, шуток. Мы улеглись спать прямо здесь, на папоротниках. Около полуночи, когда стало прохладно, все сбились в кучу.
За час до рассвета я проснулся.
Я высвободил голову, она покоилась под мышкой у Увальня (плешивая голова Родинки тоже приподнялась), и встал. В звездной темноте я заметил, как под головой Маленького Джона, возле моей ноги, что-то блеснуло. Это было мое мачете. Маленький Джон пристроил его вместо подушки. Я осторожно вытащил мачете из-под щеки друга и направился к клетке.
Шагая, я посматривал вверх, на ветки, по которым от силовой хижины к ограде клетки тянулась проволока. С полпути я заиграл, и кто-то стал мне подсвистывать. Я замолчал. Но насвистывать не перестали.
Глава 4
— Ле Навозник? — позвал я. — Навозник?
— Я здесь, — донесся из темноты голос. — Это ты, Чудик?
— Ле Навозник, где ты?
— В клетке.
— О! Что это за запах?
— Беленький, — сказал Навозник. — Брат Увальня. Он умер. Я копаю ему могилу. Ты помнишь, брат Увальня...
— Помню. Я вчера видел его у изгороди. Он выглядел очень больным.
— Он не долго мучился. Входи и помоги мне копать.
— А изгородь...
— Выключена. Перелазь через нее.
— Мне не нравиться бывать там, внутри.
— Когда мы были детьми, ты ни о чем подобном не заикался, пробираясь ко мне. Иди сюда, я хочу вытащить этот камень, помоги.
— Это было, когда мы были детьми. А в детстве мы делали очень многое из того, чего ни за что в жизни не сделаем сейчас. Это твоя работа, ты и копай.
— Челка приходила и помогала мне, она мне всегда о тебе все рассказывала.
— Челка приходила... — переспросил я. — Рассказывала???
— Хорошо, некоторые из нас могли ее понимать.
— Да. Некоторые из нас могли...
Я взялся за проволоку возле столба, но перелезать не стал.
— Действительно, — сказал Навозник. — Я все время огорчаюсь, что ты не заходишь ко мне. Мы бывало веселились. И я очень рад, что Челка не забывала сюда дороги. Мы бывало...
— ...делали массу вещей, Навозник. Да, я знаю. Послушай, до четырнадцати лет мне никто не говорил, что ты не девушка. Извини, если я тебя обидел.
— Да, нет. А Челке никто не рассказал, что я не мальчик. Я отчасти рад этому, хотя и не думаю, что это оттолкнуло бы ее.
— Она часто приходила сюда?
— Когда не была с тобой.
Я влез на изгородь и спрыгнул с другой стороны.
— Где этот проклятый камень?
— Здесь...
— Не прикасайся ко мне. Покажи.
— Здесь, — повторил из темноты Навозник.
Я обхватил камень и потащил его из грязи. Корни затрещали, чмокнула грязь, и я выкатил глыбу на ровное место.
— Кстати, как ребенок?
(Я замер. Проклятый Навозник, я надеялся услышать вовсе не это. Почему твои слова меня так задели?) Возле столба лежала лопата, я поднял ее и стал выбрасывать из ямы гравий. Проклятый Навозник.
— Мой и Челкин... — он на секунду замолчал. — Я собираюсь где-то на следующий год показать девочку докторам. Ей необходима специальная подготовка, воспитание и обучение, но она вполне работоспособна.