приказам. Никто не приказывал тебе нападать на позиции милиционеров в одиночку, да еще с игольным ружьем, которое едва стреляет.

— Я знаю, — грустным тоном произнес Хэл. — Я усвоил правило насчет приказов и необходимости им подчиняться в таком раннем возрасте, что не помню, когда я его не знал. Но тот же самый человек, который научил меня этому, говорил: если необходимо, следует делать то, что должно быть сделано.

— Но почему ты решил, что у тебя вообще есть шанс что-нибудь сделать с таким оружием, да еще и одному?

— Я рассказывал тебе о своем прошлом, о том, как меня воспитывали, — ответил Хэл. Он умолк в нерешительности, но потом решил продолжить:

— До сегодняшнего дня я ни разу в жизни не стрелял в живого человека. Но тебе придется признать один факт, тебе и всему отряду. Наверное, к стычке, подобной сегодняшней, я подготовлен лучше, чем кто- либо другой в отряде, исключая, разумеется, тебя или Иакова.

Она ничего не говорила, только пристально смотрела на него. Перед его мысленным взором снова возникли фигуры в черном — смеющиеся и стреляющие вниз, в сторону тропы.

— По большей части все получалось рефлекторно, — продолжал он. — Но я делал только то, что умел.

Рух кивнула:

— Ну хорошо. А как ты себя почувствовал, когда все это кончилось? Как ты чувствуешь себя сейчас?

— Меня мутит, — ответил он с грубоватой прямотой. — Сначала я словно оцепенел, сразу после того, как все кончилось. А сейчас меня тошнит, и я словно обессилел. Мне хочется лечь спать и не вставать целый месяц.

— Все мы тоже хотим спать, — сказала она. — Но никого из нас не тошнит из-за того, что произошло, — только тебя. Ты спрашивал своего приятеля Джейсона, как он себя чувствует?

— Нет, — покачал головой Хэл.

Несколько секунд Рух молча смотрела на него.

— В первый раз я убила врага в тринадцать лет, — сказала она. — Тогда я находилась в отряде, которым руководил мой отец. Их всех уничтожила милиция, а мне удалось убежать так же, как сегодня от тебя убежал тот офицер. Ты никогда не испытывал ничего подобного. Мы через все это прошли. Одно лишь умение участвовать в боевых операциях не ставит тебя выше любого из нас в этом лагере.

Его взгляд был по-прежнему устремлен на нее, но мысли странным образом блуждали где-то в пространстве. Он подумал о том, что ее непременно нужно изваять, но не в металле, а воспользоваться каким-нибудь темным камнем. И вдруг ему вспомнился образ скалы на склоне горы, который помог ему преодолеть попытки Блейза Аренса подчинить его себе, предпринятые им в изоляторе для задержанных.

— Я думаю, ты права, — произнес он наконец, почувствовав внутреннюю опустошенность. — Да... ты права.

— Все мы прежде всего то, чем должны быть, — сказала она. — А уж потом то, что мы есть от природы. И Иаков тоже одновременно является и таким, каким родился на свет, и таким, каким обстоятельства требуют быть сейчас. Тебе необходимо понять обе эти стороны его личности. У тебя нет другого пути, если ты намерен оставаться бойцом нашего отряда. Ты должен научиться понимать и каков он есть, и каким обязан быть в качестве моего заместителя. Ты способен на это, Ховард?

— Хэл, — машинально поправил он ее.

— Я думаю, — покачала она головой, — что для всех нас лучше, если я буду по-прежнему называть тебя Ховардом.

— Хорошо. — Он глубоко вздохнул. «Там нет гнева, нет печали, нет губительных эмоций... — услышал он слова, которые — снова беззвучно, в его сознании — произнес Уолтер, — ...где есть понимание». — Да, ты права. Мне нужно понять его. Значит, я попробую.

Он улыбнулся ей, подтверждая свою решимость.

— Ты должен суметь. — Голос Рух стал мягче. — Ну хорошо. Раз этот вопрос мы уладили, то... Ховард, ты сегодня очень много сделал для нас. Если бы не твой удар по правому флангу милицейской засады, то, возможно, ни группа Иакова, ни моя не смогли бы их одолеть. А если бы нас разгромили, то врагам осталось бы только не спеша спуститься вниз и перебить всех еще остававшихся в живых бойцов. Это действительно так, а кроме того, твоя помощь принесла нам большое количество ценных конических ружей и различных припасов. Учитывая эти обстоятельства, я собираюсь разрешить тебе обменять твое игольное ружье на одно из тех ружей, которые мы сегодня добыли.

Он кивнул.

— И еще я думаю, — продолжала она, — пришло время тебе узнать о наших делах и намерениях все, что знают остальные члены отряда.

— Джейсон предлагал мне спросить тебя об этом, — произнес Хэл. — Но я подумал, что лучше подождать, пока ты сама захочешь мне сообщить то, что сочтешь нужным.

— Он был прав, — сказала Рух. — Вкратце дела обстоят так. Отсюда, где мы сейчас находимся, с этой стороны гор, нам надо уходить. Внизу, на равнинах, общая численность наших отрядов больше, чем способна контролировать милиция при ее нынешнем составе. Поэтому они берут под наблюдение лишь ключевые пункты. Существует около десятка путей спуска с этих гор на равнины, и шанс наткнуться на засаду у нас был пятьдесят на пятьдесят. Но теперь, когда мы уже преодолели один из их дозоров, нам наверняка ничто не угрожает, до тех пор пока они не узнают о наших дальнейших намерениях.

— Ты объясни мне вот что, — попросил Хэл. — Я знаю, что на этой планете из-за недостатка тяжелой техники сложно, да и слишком дорого, посылать сюда авиацию. Но наверное, у милиции есть какие-нибудь легкие поисковые самолеты, которые могли бы обнаружить нас с воздуха?

— Да, они у них есть, — ответила Рух. — Но их немного. Эти аппараты сделаны из дерева и ткани, и они не выдерживают непогоды. Это во-первых. Кроме того, между различными подразделениями милиции процветает соперничество, а это значит, что те, у кого есть такой самолет, не очень охотно предоставляют его в распоряжение других. Есть проблемы и с получением горючего. Ну и наконец, если они все же поднимут в воздух одну или даже несколько машин, чтобы попытаться нас обнаружить, то это мало что им даст. Долины поросли густыми лесами, и девяносто процентов времени мы передвигаемся, скрываясь под их покровом. Остальные десять процентов приходятся на темное время суток, когда нас просто невозможно увидеть. Ты, наверное, и сам обратил на это внимание.

— Да, обратил.

— Из всего этого следует, — продолжала Рух, — что раз мы преодолели тот милицейский кордон, то можно надеяться, что милиция не будет нас беспокоить по крайней мере до тех пор, пока мы снова чем- нибудь не привлечем их внимание.

— Хорошо, а каковы тогда планы отряда? — спросил Хэл. — Ведь ты собиралась мне рассказать как раз об этом.

— Видишь ли, некоторых сведений я не могу сообщить тебе даже теперь, — откровенно сказала она. — Например, об объекте, являющемся целью нашей операции, знают всего несколько...

— По дороге в ваш лагерь, где я увидел тебя в первый раз, — перебил он ее, — я слышал, как Хилари и Джейсон что-то говорили об энергетической геостанции.

Рух покачала головой.

— Теперь я припоминаю, — произнесла она немного устало. — Джейсон сказал, что ты подслушал их разговор. Дело в том, что и Джейсону не полагалось знать этого. Хилари — это другое дело, но вот Джейсон... Ну ладно, раз уж тебе это известно, ты можешь услышать и все остальное. — Она глубоко вздохнула. — Мы собираемся экспериментировать с собранным нами компонентом, — начала она. — Мы попробуем получить с его помощью гремучую ртуть. А затем, когда технология будет отработана, мы сообщим ее нашим сторонникам, таким как Хилари, которые произведут большее количество гремучей ртути, а мы впоследствии с ее помощью воспламеним и взорвем удобрение. Один килограмм этой ртути способен вызвать взрыв нескольких тонн пропитанного нефтью удобрения, основой которого служат нитраты. Само удобрение мы надеемся добыть со склада одного из заводов по его производству, в зоне фермерских хозяйств, на равнине. Мы собираемся совершить на него налет и захватить столько, сколько нужно, чтобы