— Как удивительно! — воскликнула Аннет. Теперь она радовалась, что дала волю любопытству и вылезла из машины. — Вам это нравится? — Она продолжала наблюдать за быстрыми, но осторожными движениями своего нового знакомого. — Такая теплая ночь, чистый воздух, и тихое хлюпанье, которое издают эти малыши — как лягушата, правда? Какой вы молодец, что не даете им умереть! У вас очень добрая душа. Пожалуйста, скажите, как вас зовут?

Он быстро взглянул на нее.

— Зачем?

— Я хочу запомнить вас.

— Я тоже помню одно имя… — снова загадочно произнес мужчина.

Оставалось «посадить» последнюю сферу. Первая уже увеличилась настолько, что показалась из земли; она превратилась, как увидела Аннет, во множество сфер, сросшихся в единое целое.

— Однако, — продолжал странный человек, — побуждают меня к этому как раз противоположные чувства… — Он не договорил, но она уловила суть. — Меня зовут Чак Риттерсдорф, — добавил он.

— А вы не родственник доктора Риттерсдорф, женщины-психолога с первого земного корабля? Да, наверно, вы ее муж. — Тут же вспомнив Габриэля Бэйнса и его план, Аннет озорно рассмеялась, прикрыв рот рукой. — Ой, если бы вы только знали… Но этого я вам не могу рассказать.

«Тогда этому человеку придется запоминать и имя Габриэля Бэйнса, — подумала она. Ей было страшно интересно, удалось ли Гэйбу совратить докторшу и, таким образом, умерить ее пыл. Аннет чувствовала, что, независимо от результата, план Бэйнса вряд ли поможет изменить обстановку к лучшему. — Однако Гэйб, вероятно, получил — или получает прямо сейчас — массу удовольствий. Но теперь, когда сюда прибыл господин Риттерсдорф, всему этому, естественно, придет конец».

— А как вас звали, — спросила она, — когда вы были здесь раньше?

Чак Риттерсдорф взглянул на нее.

— Вы думаете, что я изменил свое…

— Вы были кем-то другим, — проговорила Аннет. Иначе просто и быть не могло — она бы помнила его. И смогла бы узнать. Помолчав с минуту, Риттерсдорф сказал:

— Будем считать, что я прилетал на Луну и видел вас, а потом вернулся на Землю; и вот я снова здесь. — Он посмотрел на нее с таким видом, будто она была в чем-то виновата.

Засыпав землей последнюю сферу, Риттерсдорф взял лопату, машинально прихватил картонную коробку и направился к кораблю. Аннет двинулась следом и спросила:

— А что, липкие плесени тоже хотят захватить нашу Луну? — Ей показалось, что это, возможно, входило в коварные захватнические планы Земли. Но Риттерсдорф, казалось, преследовал только какую-то свою, личную цель. К тому же он прибыл совершенно один.

«Полная чушь. И как такая парская мысль могла прийти мне в голову?» — решила она.

— Вы их боитесь? — улыбнулся Риттерсдорф и скрылся внутри корабля. Помедлив, Аннет последовала за ним. На полочке рядом с краном она заметила свой старинный пулевой пистолет — очевидно, она забыла его в спешке, когда набирала воду. Риттерсдорф с интересом повертел в руках диковинное оружие, потом со странной полуулыбкой посмотрел на Аннет:

— Ваш?

— Да… — смущенно пробормотала она и протянула руку, надеясь получить пистолет обратно. Однако Риттерсдорф не двигался.

— Прошу вас, отдайте. Это мое личное оружие; я забыла его здесь, когда набирала воду, вы же знаете.

Он долго и пристально изучал ее лицо. Потом протянул ей пистолет.

— Спасибо. — Аннет ощутила приступ благодарности. — Никогда не забуду вашего поступка.

— Так вы собираетесь спасти свою луну при помощи этого? — Он снова улыбнулся.

«А он довольно симпатичный, — решила Аннет. — Когда улыбается и сбрасывает с себя угрюмую озабоченность. Даже морщины на лбу разглаживаются. У него такие чистые голубые глаза… Да ему не больше тридцати пяти! И улыбается он мило и по-доброму, хотя и в этот момент озабоченность не до конца сходит с его лица. Постоянная угрюмость делает его похожим на нашего Дино Уоттерса. Может быть, он тоже не совсем здоров. Жаль, если это так, ведь депрессия — самая ужасная из всех болезней».

— Не думаю, что нам удастся спасти Луну, — вздохнула она. — Просто с ним спокойнее. Вы ведь знаете, что здесь происходит. Мы…

Какая- то бессвязная мысль вдруг зажила в ее мозгу своей собственной, отрывистой жизнью: «Господин Риттерсдорф… — Мысль потускнела, потом снова усилилась. — …роший поступок. Я знаю, что Джоанна…» — Мысль опять исчезла.

— Господи! — закричала Аннет в ужасе. — Что это же такое?

— Это думает липкая плесень. Одна из них. Не знаю, какая именно. — Чак Риттерсдорф облегченно вздохнул, его глаза радостно заблестели, и он громко воскликнул:

— Он помнит, помнит! Он вернулся! Да скажите же что-нибудь, госпожа Голдинг! — Он схватил ее за руки, потряс, затем закружил в каком-то странном, радостном танце. — Не молчите, Аннет!

— Я рада, — произнесла, наконец, Аннет несколько смущенно, — видеть вас таким счастливым. Вам надо радоваться почаще. Я не понимаю, что произошло, однако… — Она высвободила руки. — Знаю, что вы заслужили эту радость.

За ее спиной что-то зашевелилось. Обернувшись, Аннет увидела, как внутрь корабля вползала желтая студенистая масса, перетекая через порог. «Так вот как они выглядят, — поняла она. — Во взрослом состоянии». Она попятилась, но не от страха, а от неожиданности; у нее перехватило дыхание. Казалось чудом, что существо развилось так быстро.

«Теперь, — вспомнила она, — плесень может оставаться такой неопределенно долго, пока не погибнет от холода, жары или засухи. А перед смертью выбросит споры, и цикл повторится».

Тем временем за первой особью показалась вторая, затем третья.

Изумленный Чак спросил:

— Кто же из вас Смайл Раннинг Клам?

В голове Аннет снова возникли чужие мысли:

«По обычаю, тот из нас, кто разовьется первым, формально принимает на себя индивидуальность родителя. Но в действительности между нами нет никакой разницы. В некотором смысле мы все Смайлы Раннинги Кламы, и в то же время — никто из нас. Я, первый, унаследую его имя, остальные же вольны выбрать себе любое. У меня такое чувство, что мы сможем жить и успешно размножаться на этой луне — атмосфера, влажность и гравитация кажутся мне вполне благоприятными. Вы, господин Риттерсдорф, помогли нам расширить зону обитания, перенесли нас — дайте мне прикинуть — на три световых года от родной планеты. Спасибо вам. — Затем он — или, скорее, они — добавили:

— Боюсь, однако, что ваш корабль сейчас будет атакован. Советую вам как можно скорее взлететь. Именно поэтому те из нас, кто успел вовремя развиться, и зашли внутрь».

— Атакован кем? — спросил Чак, нажимая кнопку закрытия входного люка. Усевшись за пульт, он начал готовить корабль к старту.

— Как нам удалось выяснить, — дошли до Аннет мысли трех липких плесеней, — здесь замешана группа местных жителей, которые в мыслях называют себя манами. Очевидно, им только что удалось взорвать какой-то другой корабль, потому что…

— Боже, — хрипло произнес Чак, — это корабль Мэри.

— Да, — согласилась первая плесень, — я отчетливо слышу, как приближающиеся к нам маны поздравляют друг друга; они чрезвычайно горды тем, что разрушили корабль доктора Риттерсдорф. Однако экипаж корабля спасся; они скрываются где-то поблизости, и маны охотятся за ними.

— А что они думают о земных военных кораблях? — спросил Чак.

— Маны накрыли свое поселение каким-то защитным экраном, и потому в настоящий момент они в безопасности. Но в глубине души маны понимают, что долго не продержатся — агрессивность в их характере длится только определенный период. Но сейчас они очень горды собой и в высшей степени счастливы, наблюдая, как экранированные линейные корабли с Земли беспомощно кружатся вокруг Высот Да Винчи, не в силах ничего предпринять.

«Бедные маны, — подумала Аннет. — Радуются сиюминутным успехам, совершают кратковременные