Патриция Вивер оказалась дома.
«Добрый знак», — промелькнуло у него в голове.
Увидев его, она сказала:
— А-а, это уже автор с моей рукописью. Проходите. Не ждала вас так рано, вы же сказали…
— Я закончил раньше, чем предполагал.
Чак вошел, сразу обратив внимание на изысканную, по последней моде, обстановку квартиры. Мебель была в псевдоиндейском стиле, относящимся к периоду ацтеков доколумбовой эпохи. Такой стиль отражал последние археологические исследования, и мебель, конечно же, была изготовлена по индивидуальному заказу. На стенах висели «живые» картины, которые постоянно менялись, издавая легкий шум, напоминавший отдаленный гул океана. Или, скорее, жужжание эскалаторов в метро, решил Чак. Но этот звук не создавал ощущения уюта.
— Значит, вы принесли рукопись, — задумчиво проговорила Патриция. На ней было модное парижское платье, что казалось странным в столь ранний час. Такие платья Чак видел только по телевизору или в журналах — конечно же, сотрудницы Управления, с кем он привык ежедневно общаться, не носили таких. Платье было чрезвычайно сложным по конструкции: оно как бы состояло из гигантских лепестков неземного цветка, которые оставляли правую грудь девушки полностью открытой. Может быть, она ждет еще кого- нибудь? Банни Хентмэна, например?
— Я собиралась на коктейль, — объяснила Патриция. — Сейчас позвоню и отменю его. Она направилась в соседнюю комнату, громко стуча длинными острыми каблуками по псевдогрязному синтетическому полу.
— Надеюсь, роль вам понравится, — сказал Чак ей вслед, неуверенно озираясь вокруг и чувствуя, что пришел не вовремя. Атмосфера была чересчур изысканной для него: парижское платье, мебель ручной работы, движущиеся картины… Чак засмотрелся на одну из их, представлявшую быстро меняющиеся пейзажи неземных миров… Чак заметил, что изображения никогда не повторялись.
— Все в порядке, мне удалось застать его еще в студии. — Она не стала уточнять, кого именно, и Чак решил не спрашивать. — Может быть, выпьете что-нибудь?
Патриция направилась к «древнему» серванту, открыла дверцу бара и стала доставать разноцветные бутылки.
— Вот. Угощу вас венерианской настойкой. Если смешать ее с «Черным Жуком»… У себя в Северной Калифорнии вы не найдете ничего подобного. — Она принялась смешивать напитки.
— Давайте, я помогу вам? — проговорил Чак, подходя к девушке и ощущая себя серьезным и галантным кавалером.
— Нет, — что вы. — Патриция протянула ему стакан. — Хотела узнать у вас одну вещь. Скажите, моя роль — большая?
— Как вам сказать… — Он постарался увеличить ее, насколько это было в его силах, однако… Роль все равно получилась незначительная. Ей была брошена только кость, а мясо — как и предполагалось — досталось Банни.
— Значит, снова одни эпизоды. — Патриция с озабоченно-профессиональным видом уселась на кушетку, напоминавшую деревянную скамью; лепестки платья легли по сторонам, словно огромный распустившийся цветок. — Дайте, я посмотрю…
Чак сел на стул напротив девушки и подал ей рукопись. Здесь была часть, которую он уже выслал Банни, а также последняя сцена с ее ролью, еще не виденная комиком. Возможно, он поступает не совсем правильно, показывая сценарий актрисе, когда тот еще не одобрен… Но Чак уже решился, и ему было все равно.
— А вот эта, другая героиня, — проговорила Патриция; у нее не заняло много времени, чтобы схватить суть. — Жена Зигги. Зануда, которую он хочет убить. У нее роль гораздо больше моей: она появляется почти во всех эпизодах, а я только в одном, вот в этой сцене. — Она указала на страницу. — Когда Зигги сидит у себя на работе…, в штабе ЦРУ и подруга приходит к нему…
Патриция была права. Он сделал все, что мог, но факт оставался фактом. Девушка была профессиональной актрисой, и ее было трудно обмануть.
— Я сделал все, что в моих силах, чтобы увеличить вашу роль, — честно признался Чак.
— Это одна из тех ужасных ролей, где женщине нужно просто присутствовать и выглядеть сексуальной, — сказала Патриция. — Я не хочу появляться в кадре в облегающем платье с открытой грудью только для того, чтобы служить орнаментом. Это работа статиста. Я актриса, я хочу играть. Патриция протянула Чаку рукопись.
— Пожалуйста, господин Риттерсдорф, я вас очень прошу: напишите для меня нормальную роль. Банни ведь еще не видел этого, не так ли? Пусть это будет нашей маленькой тайной. Может, мы вместе придумаем что-нибудь. Как насчет сцены в ресторане? Зигги встречается со своей девушкой — Шэрон — в маленьком уединенном ресторанчике; в это время появляется жена… Зигги специально встречается с подругой здесь, чтобы скрыться от жены… Следует эмоциональная сцена, в которой Шэрон — то есть я — и проявляет свое актерское дарование.
— М-м-м… — Чак медленно потягивал напиток: странную сладковатую смесь, напоминавшую мед. «Из чего же она состоит?» — подумал он. Патриция уже выпила свою порцию и опять подошла к бару, чтобы приготовить себе новую.
Он тоже поднялся и встал рядом; маленькое обнаженное плечо касалось его рукава, и он ощущал необычный аромат приготовляемого напитка. Одним из ингредиентов являлось содержимое толстой бутылки черного цвета с изображенным на ней жуком.
— Эта бутылка с Альфы I, — объяснила Патриция. — Банни подарил ее мне; она досталась ему от знакомых альфанцев. Банни знаком со многими существами с разных планет. Разве вы не знаете, что он некоторое время жил в Альфанской системе? — Она взяла стакан, повернулась к Чаку и медленно и задумчиво пригубила напиток. — Мне бы хотелось побывать в другой звездной системе… Там человек, наверно, чувствует себя гигантом…
Поставив свой стакан, Чак положил руки на плечи Патриции; парижское платье хрустнуло.
— Я мог бы сделать вашу роль побольше, — произнес он.
— Да. — Патриция положила голову ему на грудь и вздохнула. — Она так много значит для меня.
Ее каштановые волосы щекотали ему нос. Чак взял у нее из рук стакан, отхлебнул из него и поставил на сервант.
Потом они оказались в спальне.
«Выпивка, — подумал он. — Я же смешал спиртное с незаконным стимулятором ГБ-40, который мне дал этот чертов Смайл Жидкий Студень».
В спальне было почти совсем темно, однако он смог различить, оторвав голову от подушки, что Патриция Вивер сидит на краю кровати и расстегивает какие-то замысловатые крючки на платье. Наконец платье упало с ее плеч; она встала и осторожно повесила его в шкаф. Потом он заметил, что она делает что-то со своими грудями. Приглядевшись, он понял, что она массировала грудную клетку. Очевидно, парижское платье имело внутри нечто вроде корсета, от которого она теперь с облегчением освободилась. Обе груди были идеальной формы и казались синтетическими. Когда она двигалась, они совершенно не колебались — левая, так же как и ранее виденная им правая, были как будто набиты чем-то плотным.
Как только Патриция упала на широкую кровать, как камень на поверхность озера, раздался звонок видеофона.
— Черт побери… — вздрогнув, сказала Патриция. Она соскочила с кровати и стала искать халат, а найдя его, бросилась босиком из комнаты, на ходу затягивая пояс. — Я сейчас вернусь, милый, — произнесла она обыденным тоном, — лежи-лежи, не вставай.
Чак лежал и смотрел на потолок, наслаждаясь мягкостью постели и свежестью белья. Ему казалось, прошло очень много времени. Он чувствовал себя очень счастливым; не хотелось ни о чем думать.
Вдруг он заметил на пороге спальни Патрицию; распущенные волосы свободно ниспадают по плечам. Чак ждал, однако она не приближалась. Внезапно он понял, что девушка и не собирается этого делать. Чак резко сел на кровати; все его сладостное чувство мгновенно испарилось.
— Кто это звонил? — спросил он.
