провожать Зойку.

И тут я, продвинувшись к шалашу на несколько шагов, тихонько завыл:

– У-у-ы-а!

– Кто там? - спросил Лешка, загородившись ладонью от костра.

– Э-ы-ы-у-у!

Я думал, что сейчас Лешка завопит: «Караул! Спаси-ите!» - но дальнейшее произошло в одно мгновение. Такой прыти я от Лешки не ожидал. Он схватил наш тяжелый дрын, подскочил ко мне и поднял его над головой.

Я едва успел произнести: «Это я, Лешка!» - и юркнуть в кусты, как Лешка с размаху хряпнул дрыном по земле, потому месту, где я только что находился.

Не увернись я вовремя, эта шутка могла бы кончиться очень печально.

И все из-за того, что я предполагал, что Лешка остался прежним.

Как внезапно началось наше житье-бытье в шалаше, так оно внезапно и кончилось.

Однажды Владимир Сергеевич уехал: с утра в Москву, в Геологическое управление, за прогнозом для артезианской скважины, и вдруг, вернувшись, оттуда раньше времени, он вынул из кармана телеграмму и вслух прочитал:

– «Из Красноярска. Через десять дней уходим тайгу. Ждем». - И добавил: - Вот и конец, друзья- приятели! Ну, что скажете?

– Уже, значит, уезжаете?! - все еще не веря только что услышанному, спросил я.

– Как видите.

– А… мы куда? - растерянно сказал Лешка.

– На кудыкину гору… - вздохнул Владимир Сергеевич. - Да, не ожидал я таких быстрых событий. Надо уезжать в Москву.

– И это обязательно сегодня? - спросил я.

– Только сегодня! Я еще должен кое-что купить, собраться в дорогу, написать письмо родителям. Значит, так. - Голос Владимира Сергеевича стал деловым. - Сейчас Лешка начнет собирать вещи, а мы с Юркой пойдем к Коляскину. Я ему сделал прогноз. Но жалко, что не успел составить проект скважины.

Я чувствовал, что Владимиру Сергеевичу уже не до нас. У него был озабоченный вид, и мне казалось, что между нами и им уже легла какая-то невидимая черта. Он уже занятой человек, а мы - мы что? Мальчишки! Он уезжает в большой мир поисков и строительства, а мы остаемся под крылышками своих родителей. Но вот что интересно: если бы раньше, до нашего приезда на Оку, Владимир Сергеевич встретил бы меня на улице и сказал: «А знаешь что? Поедем со мной в тайгу!» - Я бы, конечно, ни за что не поехал. Одно слово «тайга» звучало для меня пугающе. Но сегодня я бы махнул рукой на дом, на родителей, на город и своих друзей, но только бы остаться с Владимиром Сергеевичем и поехать с ним в тайгу.

Наш визит в деревню был неудачным. Мы там не застали ни Коляскина, ни Зойки. Коляскин уехал в район, а Зойка отправилась на пляж.

В правлении Владимир Сергеевич оставил записку: «Товарищ председатель! Вода у вас будет хорошего качества, дебита, то есть количества воды, хватит на тысячу лет! А возьмете вы воду с глубины 70-80 метров. Это удовольствие будет не слишком дорогое. Желаю успеха!»

Мы пошли на Оку.

Владимир Сергеевич то говорил, что времени у него в обрез, а то теперь полетел зачем-то на пляж.

Мне было очень горько, что вот так быстро пронеслась наша золотая привольная жизнь, и мне хотелось помечтать о таком же житье-бытье на будущий год, а он… Он думал о Зойке! Сегодня вечером мы уже будем в Москве, и кто знает, когда нам доведется опять встретиться? И никто не отпустит нас без Владимира Сергеевича в шалаш.

Когда мы подошли к реке, то увидели, что Зойка сидит на песке, а поодаль, метрах в пятидесяти от нее, резвятся На-Гарики. Нарик пытался сделать стойку на руках, а Гарик хватал его за ноги. Они не замечали нас из-за ивовых кустов.

Владимир Сергеевич замедлил шаг, посмотрел на меня огорченными глазами и спросил:

– Ну, будем к ней подходить?

– Конечно, будем, - сказал я. - Ведь надо же с ней попрощаться! И этих бы за шкирку потрясти!

– Идем! - решительно сказал Владимир Сергеевич.

Зойка была в синем шерстяном купальном костюме и красной резиновой шапочке.

– О, здравствуйте! - радостно сказала она, вскочив с песка. - А я, Владимир Сергеевич, сейчас к вам заходила в шалаш. И мне Лешка сказал, что у вас какая-то новость… Давайте купаться!

– А у нас уже времени нет, - сказал я. - Мы прощаться пришли. Мы сегодня уезжаем. Владимир Сергеевич получил телеграмму.

– Как уезжаете?! - Зойка отступила на шаг, и я увидел, что у нее дрогнули губы.

– Очень просто, - улыбнулся Владимир Сергеевич, я в тайгу, а они домой. Скажите, Зоя, а это мыло ваше?

Зойка подняла с песка кусок туалетного мыла, завернутого в газетку:

– Мое! Пожалуйста!

Владимир Сергеевич кивнул мне на мыло: «Разверни!» - а потом подошел к Нарику и без всякого предупреждения известным приемом схватил его за руку на излом.

– Ой! - закричал Нарик. - Что вы делаете?

– А мы рассчитываться пришли! За шубу, за мед! И ты, Гарька, иди сюда.

Но щупленького Гарьку точно ветром сдуло. Он умчался в деревню.

Нарик было попытался вырваться, но Владимир Сергеевич чуть-чуть нажал ему на руку, и тот почувствовал, что сопротивляться бесполезно.

– Ну, гадюка, - подошел я к Нарику, - ты что тогда надо мной во ржи измывался, а? - И я его схватил двумя пальцами за нос.

– Уйди… - прогнусавил мой враг.

Я хотел Нарьку хлопнуть по щеке, но, взглянув на Зойку, постеснялся.

Владимир Сергеевич завел Нарьку в воду и приказал мне намылить ему голову. Я думал, что мы этому типу таких шишек-банок надаем, что он век будет помнить. Но Владимир Сергеевич казнил его остроумнее: я, как заботливая мать, намыливал ему голову, а на берегу отчаянно смеялась Зойка.

Потом Владимир Сергеевич со словами: «Теперь смывайся!» - дал пинка Нарьке, и тот бултыхнулся в воду.

– А может, ему еще добавить? - сказал я.

– Хватит! - сказал Владимир Сергеевич. - Неохота больше руки марать… - И крикнул: - Ну, Зой, пойдемте к нам!

На пляже я нашел то место, где оставил около берега в воде консервную банку с большой замшелой раковиной и налипшей на ней, дюжиной ракушек. Чуть о ней не забыл!

Банка была полузанесена песком. И когда я ее перевернул, на берег упала большая тяжелая раковина, а за нею все малюсенькие ракушата. Они уже отвалились от «матери».

Я собрал все это семейство в горсть и бросил его на середину реки. Пусть живут себе в глубине и на быстром течении!

А в шалаше Лешка уже собрал два узла нехитрых наших пожитков.

Мы в последний раз разожгли костер, вскипятили кофе и выпили его по кружке.

И тут, лукаво оглядев нас, Владимир Сергеевич вдруг вынул из кармана две бумажки с каким-то машинописным текстом, напечатанным, видимо, еще в Москве, и торжественно сказал:

– Товарищи! Митинг по случаю вручения двух трудовых дипломов воспитанникам Кара-Бумбской школы жизни считаю открытым! Маэстро, туш!