– Владимир Сергеевич, а вот для чего жить на белом свете? - вдруг спросит Зойка. - Мы с девчонками спорили, спорили в классе, но так ни к чему и не пришли. Одни говорят одно, другие - другое, а главного так никто и не знает. Ну, вот рождается человек на белый свет, трудится, трудится, а потом умирает. И все. А в чем соль жизни? Ну вот моей или вашей? До нас Земля вертелась миллионы лет и после нас еще будет вертеться миллионы миллионов. А где наше место?
– Хм, это сложный вопрос! - отвечает Владимир Сергеевич. - Над ним все мудрые люди думали и думают. Ну а я - не знаю, правильно ли это или неправильно, - я его решаю поэтически: природа создала человека, ну, как свои глаза! Для того чтобы он любовался, радовался и наслаждался самой природой. Ведь есть же на белом свете что-то истинно красивое? Есть! Это все живое: поля, леса, звери, птицы. А есть что-то некрасивое? Тоже есть. Это все мертвое: пустыни, ледники, непроходимые болота. Вот природа и видит нашими глазами свои недоделки. Ведь человек-то всегда стремится к красоте?
– Стремится, - кивает головой Зойка.
– А для того чтобы вся земля была живой и красивой, надо ее переделывать, надо трудиться. Но одному человеку, например, не под силу озеленить пустыню Сахару? Не под силу. А если нам собраться всем вместе, провести, там каналы, посадить деревья, то пустыня сразу зацветет. Но тут возникает другой вопрос. Один человек говорит: «Да, если мы ее озеленим, то у нас будет больше хлеба и продуктов, пустыня станет красивой. Там появится жизнь, и мы будем радоваться ей!» А другой отвечает: «Нет, а на кой черт мне озеленять какую-то там пустыню, я и так проживу свой короткий век!» Вот теперь и решайте, кто прав - первый человек или второй?
– Конечно, первый! - отвечает Зойка.
– Правильно! Ну а теперь: какая же цель стоит перед каждым человеком, который появляется на белый свет? - продолжает Владимир Сергеевич. - И на этот вопрос очень легко ответить. Он должен, во-первых, озеленить какую-то маленькую, но свою пустыню или высушить какое-то маленькое, но свое болото, то есть сделать что-то полезное! А во-вторых, он должен еще переделать каждого человека, который хочет прожить на земле только сам для себя. Ведь должен же какой-то след остаться после каждого, человека на земле? А этот след и будет в конце концов красота земли и счастье всех людей! Вот и весь прекрасный смысл нашей жизни.
– А я знаю, о чем Владимир Сергеевич говорит, - серьезно замечает Лешка. - Первый человек - это коммунист, а второй человек - индивидуалист. Это тоже недоделка природы.
– Ну хорошо, а как же я лично должна жить? - допытывается Зойка. - Ну где мне найти место, чем заняться?
– Вы, Зоя, мне кажетесь очень способным человеком. Вот вы немножко знаете медицину, немного ботанику. А к чему вас больше всего тянет?
– Пожалуй, к медицине.
– Вот и займитесь ею.
– А если я не попаду в институт?
– Поступайте в больницу, в медсестры. Но все-таки бейте в одну точку. А там подучитесь - и, глядишь, вы уже врач! Только надо быть настойчивым.
– А если меня никуда не тянет, тогда что? - интересуется Лешка.
– Тогда иди куда хочешь: на завод, в колхоз, на фабрику. Там со временем поймешь жизнь, может быть, полюбишь свою работу…
– А если не полюбишь, как тогда?
– К тому времени ты, Лешка, уже умнее станешь и уж сам будешь решать, что тебе делать. Мне сейчас трудно загадывать. Но главное - не бояться никакой работы! Жизнь - она наука мудрая! Она сама тебя поставит на свое место. А лучше всего к чему-нибудь с детства пристраститься и шагать по одной дорожке. Так сказать, выбрать себе свое жизненное суворовское училище и вступить в него прямо с первого класса. Хотите, могу вас поднатаскать по геологии? Будете путешествовать, открывать нефть, разные руды…
– Ура! - кричим мы с Лешкой. - Давай!
– И вы сможете нас взять в это лето в экспедицию? - перебивает его Лешка.
– Нет, вас еще брать рановато, а вот Зоя уже могла бы поехать в поле. Я бы ее немножко подучил как будущего коллектора - и к нам в партию! Взяли бы, не задумываясь!
Но Зойка только вздыхает:
– Мечты, мечты, где ваша сладость?.. Папа! Мама! Разве они отпустят?
– А ты убеги! С Владимиром Сергеевичем не пропадешь! - советует Лешка, и мне хочется ему стукнуть по загривку за такие слова.
Зойку я уже не провожал по вечерам из лесу домой. Ее провожал Владимир Сергеевич. Он даже познакомился с ее папой и мамой и, бывало, попивал у них чай из самовара.
Я-то к ним заходил домой запросто, но они со мной обращались, как с мальчишкой: спрашивали, как я учусь в школе, занимаюсь ли я музыкой и хороший ли у меня педагог. А вот с Владимиром Сергеевичем они вели разговор о политике, о его специальности и расспрашивали, какой у геологов заработок.
Я прекрасно понимал, что Зойка уже отошла от нашего прошлогоднего дачного детства, и мне было очень жалко, что мне еще так мало лет. Сначала я сердился на Владимира Сергеевича, но потом решил, что мне с ним не стоит портить хорошую мужскую дружбу.
До свидания, Зойка! И если я еще когда-нибудь встречу девчонку, то мне очень хочется, чтобы она была такая, как ты.
Однажды поздно вечером я поехал с деревенскими ребятами - в ночное. Мы взнуздали лошадей, положили к ним на круп легкие подстилки и поскакали на Макарьев луг.
Перед выездом наша кавалькада, состоящая из пятнадцати лошадей, долго ожидала Сашку Косого, который почему-то не мог вырваться из дому и так, не дождавшись, мы поехали без него.
Лешку я с собой в ночное не взял. Он не мог сам вскакивать на лошадь, его надо было поддерживать за ногу, а потом он боялся быстрой езды и все время вопил: «Ой, ребята, не гоните! Я себе весь зад отбил! Ой, сейчас упаду!..»
Вечер был холодный, и деревенские ребята поехали на луг кто в зимних шубейках, а кто и в валенках на босу ногу. Я был в тоненькой рубашке.
На лугу мы спутали лошадей и сняли с них уздечки. Потом разожгли костер.
И вдруг я увидел, что к костру подходит что-то черное и лохматое!
У меня прямо сердце в пятки ушло.
И это неизвестное животное придвигалось к нам на четвереньках. Ну точно так же, как я видел около шалаша сквозь сон!
– Ой! - тихо ойкнули ребята, и от ужаса все окаменели. А потом все бросились врассыпную.
И я тоже удрал в кусты.
А это неизвестное животное вдруг встало на дыбы и дико захохотало.
– Ребята! Это же я! - закричал Сашка Косой и свалился от смеха на траву.
На нем оказался вывороченный наизнанку мохнатый овчинный тулуп.
Придя в себя, я сразу же спросил Сашку:
– Слушай, а ты еще кому-нибудь давал этот тулуп?
– Давал, - ответил Сашка, - а что?
– А кому давал?
– Ну, Нарьке с Гарькой давал. Они у меня на сеновале, бывает, спят. А тебе что, холодно в рубашке?
– Холодно.
– Ну и бери его. А завтра отдашь.
Я накинул на себя тулуп, и все мы, весело обсуждая, кто как испугался «медведя», тронулись в деревню.
«Так, - думал я, - теперь ясно, кто к нам ходит по ночам. И ясно, почему ходит… Ну, ходи, ходи… Ты, Нарька, свое заработаешь!»
Подойдя к нашему шалашу, я вывернул шубу наизнанку, накинул на голову широкий воротник и встал на четвереньки. Я видел, что около костра сидит Лешка, а Владимира Сергеевича не было. Он, видно, пошел
