Из шкафчика над унитазом он достал герметичную пластиковую колбу. Перебросил несколько тумблеров на панели и внимательно прислушался к шипению внутри замысловатой конструкции. Удовлетворенно хмыкнул и поднял крышку с нацарапанной поверх грозной надписью «НЕ СРАТЬ». Запустил громоздкую из-за усилительной перчатки, но достаточно ловкую руку в недра унитаза. Вынул патрубок с краном на конце, подсоединил к колбе и повернул вентиль. Космический санузел хрюкнул и выплюнул в колбу порцию бурой жидкости.
На любом другом скауте группы F подобные действия означали бы, что орденоносный герой коммандер Файн окончательно сошел с ума. Но только не на «Рипли». Эксперименты с сортиром Эндрю Вернер, бывший подчиненный Файна, начал еще на «дин Альте». Уж больно хороша была конструкция аппарата для того, чтобы в него просто гадить.
Файн загерметизировал унитаз и вернулся на место. Связался с фонотекой и включил потихоньку музыку. Откупорил колбу, сунул нос в горлышко и понюхал.
— Та-ак, — довольно протянул он. — Приемлемо. Воровато огляделся, поднял колбу в шутовском салюте, привычно сделал выдох и отхлебнул. Задохнулся. Отдышался. И блеснул глазами.
— Мама родная! — воскликнул коммандер Файн. — Ну, мужики, чтоб я так жил, а вы проснулись!
И жадно выпил снова.
Начальник штаба приказал сбавить ход. Группа F расстегнула маски и переоделась из спецкостюмов в легкую рабочую форму. Астронавты радостно плескались в душе и жадно поглощали нормальную человеческую пищу. Но обычного упоения земной гравитацией никто не чувствовал. На группу навалилась такая проблема, какой еще не было за всю ее боевую историю.
Олег Игоревич Успенский, трехзвездный адмирал космического флота, кавалер орденов и медалей, немолодой и смертельно усталый человек, лежал в своей каюте, повернувшись лицом к стене. Лежал безвольно, как тряпичная кукла. В центре монитора на рабочем столе тлела затухающим огоньком красная точка — оставшийся за кормой Марс.
Это была демонстрация. Кто бы ни зашел в каюту — а дверь у адмирала была на этот раз против обыкновения не заперта, — первым делом он видел проклятую Красную планету на мониторе. Так Рашен без слов давал понять, что беседы по душам не получится.
Уже сутки прошли, как Рашен устранился от несения службы и лежал молча и неподвижно, отказываясь от еды и упорно не отзываясь на попытки заговорить с ним. Временами казалось, что он просто спит.
Лишившаяся командования группа F продолжала движение к Поясу. Согласно приказу, группа сохраняла радиомолчание и не пыталась установить контакт с земной Сетью.
Но одинокому скауту, прячущемуся в метеоритном кратере на Фобосе, никто не мешал подключиться к частному марсианскому бакену и качать с него последние известия трех планет.
Едва началась передача, Рашен жадно впился глазами в сводку. А потом, ни слова не говоря, вывел на монитор оптику, установил изображение Марса по центру, откинул койку, лег и уткнулся в стенку носом.
Формально он никому не передавал командных полномочий. И ошарашенная новостями группа F никаких претензий Рашену не предъявила. Но адмирал вышел из игры сам.
Как он и ожидал, его подставили.
Только вот предательство оказалось несправедливо жестоким.
Группа F блестяще выполнила поставленную Адмиралтейством задачу. От марсианской шахты со всем ее гражданским персоналом не осталось и следа. Погибли и охраняющие разработку войска. Силы республиканской самообороны во главе с полковником Тоном.
Не было там никакой пиратской базы и в помине.
А был плотный клубок финансовых интересов. Кому-то злосчастная шахта встала поперек горла, и этот кто-то готов был на все, чтобы разработка перестала существовать. Возможно, это был частный заказчик. Может быть, Совет Директоров хотел увеличить долю уранового экспорта на Марс. Или усложнить взаимоотношения между Ред-Сити и Венерой, остро зависящей от марсианской руды.
А на Земле, как нарочно, акционеры колебались по животрепещущему вопросу роспуска флота. И нашлась хитрая и безжалостная сволочь, которая увязала одно с другим.
Контр-адмирала Эссекса у главного шлюза встречал Боровский. В этот раз Задница прибыл на «Тушканчик» без охраны и вид имел помятый. От начальника штаба за версту paзило перегаром.
— Господин контр-адмирал… — начал было старпом, но Эссекс небрежно от него отмахнулся.
— Перестань, — сказал он. — Не время сейчас. И вообще, мы больше не армия. Пираты мы, Жан-Поль. Уголовники.
Боровский неприязненно скривился, но промолчал.
— Знаешь, что делать-то? — спросил Задница. — Есть идеи?
— Идеи есть, — хмуро ответил Боровский. — Это, конечно, в принципе не мое дело, но если бы меня спросили, я бы сказал: к Земле надо поворачивать.
— Ха! — Эссекс нервно огляделся, как будто разговор мог подслушать кто-то, имеющий другое мнение.
— К Земле, — повторил Боровский. — Или к Марсу. Да хоть на Венеру, в конце концов. Но только не бежать.
— А мы и не бежим. Нас полиция ждет не дождется.
— Правда, что приказ тю-тю? — спросил Боровский.
— Ага, — кивнул Эссекс. — То есть, не совсем тю-тю. На его месте теперь совсем другой приказ. Ультиматум. Требование к Алексу прекратить самовольные действия, сдать группу мне и возвращаться.
— Бедный Алекс, — вздохнул Боровский.
— Не сломался он, как ты думаешь?
— Он просто устал, — сказал Боровский твердо. — Вы же знаете, Филипп, наш Алекс несгибаем. Но он тоже живой человек. У него легкая депрессия. Пройдет.
— Это кто так говорит? Ваш психолог, как ее там…?
— Линда. Да, и она тоже.
Эссекс задумчиво поскреб щетинистый подбородок.
— Ладно, — сказал он. — Давай попробуем его реанимировать. Нужно же решить что-то.
— Пойдемте, — сказал Боровский, и они зашагали по пустынному коридору. Боровский молча глядел под ноги, а Задница хмыкал и сопел.
— Никогда мне не был симпатичен нынешний заместитель по боевой, — сказал начальник штаба наконец. — А тебе он как?
— Никак, — отрезал Боровский.
— Пойдешь на его место?
— А он? — недоверчиво покосился на контр-адмирала Боровский.
— А он застрелился, — небрежно бросил Эссекс.
— Вы серьезно?
— Час назад. За последние сутки восьмое самоубийство уже. Сдают нервишки у кровавых садистов. Как нас еще пресса обзывает, я забыл?
— Вас это раздражает?
— Да не особенно, — признался Эссекс. — Просто жалко людей. И обидно, что флот похоронили именно нашими руками. Ну, будешь восстанавливаться в должности?
— Если Алекс так решит…
— А если он вообще ничего больше не решит? — вкрадчиво спросил Эссекс.
Вместо ответа Боровский вдруг остановился, крепко взял контр-адмирала за грудки и шмякнул об стену.
— Задница… — прошипел он с чувством. — Чтобы я таких слов… Ясно тебе, адмирал?! Ты этого не говорил, я этого не слышал!
— Сдурел?! — не повышая голоса поинтересовался Эссекс, пытаясь вырваться. — Опять крыша едет? А ну, отпусти!
— Не трогай моего русского, понял?! — прорычал Боровский. — Ты его мизинца не стоишь! Жопа штабная!
— Психопат. — Эссекс оторвал от себя цепкие руки старпома и сделал шаг в сторону. — Да кто его трогает?! Я так, на всякий случай…
— Я тебе покажу случай, — очень спокойно произнес Боровский. — У тебя люди стреляются направо и налево, а ты, зараза, водку хлещешь. Ты ведь со стыда не застрелишься, а, Фил?
— Коммандер Боровский! Прекратить истерику!
— И не подумаю!
— Ну и пошел в жопу! — Эссекс повернулся к Боровскому спиной и зашагал дальше.
Боровский несколько раз с шипением пнул башмаком стену и поспешил следом.
— Я ничего дурного и не думал, — сказал через плечо Эссекс, когда Боровский его догнал. — Я просто беспокоюсь: а вдруг Алекс еще неделю так проваляется? И никакой он не твой русский. Он наш русский. И ты, между прочим, тоже что-то с собой кончать не торопишься. И вообще…
— Да иди ты… — смущенно пробормотал Боровский в знак того, что препирательства закончены.
— Вот и славно, — кивнул Эссекс, останавливаясь у двери адмиральской каюты и нажимая кнопку.
В поведении Рашена обнаружилась положительная тенденция: теперь он лежал хоть и с закрытыми глазами, но уже носом кверху.
— Здорово, Алекс, — сказал Эссекс, садясь на койку рядом с адмиралом. — Как самочувствие?.
Рашен не ответил, только плотнее зажмурил глаза. Боровский встал за креслом, облокотился на его спинку и устало повесил голову.
— Значит, так, — сказал Эссекс. — Ты, Алекс, можешь не отвечать, я тебе просто обрисую сейчас варианты, которые предлагает штаб. А ты сам решай. Да? Эй, мужик, ты не спишь?
— Да не спит он, — проворчал Боровский. — Вы говорите, Филипп, не беспокойтесь. Когда придет время, он свое выскажет.
— Хочется надеяться, — заметил Эссекс язвительно. — Хорошо бы он высказался раньше, чем у нас перестреляется к едрене матери весь наличный персонал. Ладно, Алекс, расклад такой. Пилить дальше тем же маршрутом штаб полагает бессмысленным. Нужно не лезть на рожон, а упредить противника. Флот потерян, это ясно. Группе F кранты. Но стоит побороться хотя бы за наши головы. А значит, нужно тормозить, разворачиваться и идти на Марс.
Боровский поднял голову и неодобрительно глянул на начальника штаба. Ему вдруг показалось, что еще пару минут назад у Эссекса никаких позитивных вариантов на уме не было, и пока старпом в коридоре валял дурака и проявлял эмоции, контр-адмирал нагло украл его идею. Каждый раз в такие моменты Боровский вспоминал, что, если бы не проблемы со здоровьем, он тоже носил бы сейчас на груди большую адмиральскую звезду. И, разумеется, начинал злиться.
— Мы сядем прямо у Ред-Сити, — продолжал Эссекс. — Они и опомниться не успеют. А мы вышлем парламентера и скажем: так и так, ребята, можете нас судить, но мы ни при чем. Пусть разберутся, кому было выгодно разнести эту шахту. И все говно тут же всплывет. Начнется большой скандал, а нас оправдают. Главное — сделать это быстро. Чем дальше мы уходим от Марса, тем больше похожи на сумасшедших и преступников.
Рашен тихо вздохнул и перевалился на бок, отворачиваясь к стене.
