на деревянную палубу, несколько мгновений спустя улегся на бок, подсунув вместо подушки под голову ранец и все еще глядя на море, а затем крепко заснул.
В это время, ранним утром того же дня тысяча восемьсот двадцатого года, близ нормандской деревни Верре некто в маске осторожно огибал фигурно подстриженную живую изгородь, направляясь к внушительному шато, стоящему среди роскошного, строгого парка. Он остановился в тени и внимательно осмотрел здание.
Охранник с фонарем обходил парк. Человек в маске дождался, пока он не скроется за углом шато, прежде чем украдкой пересечь лужайку и вскарабкаться по глицинии на уровень окна второго этажа.
По комнате беспокойно расхаживала туда-сюда девушка. Незваный гость распахнул окно, запрыгнул внутрь и сорвал с лица маску.
— Натан! Слава богу! Я думала, ты так и не доберешься, — воскликнула девушка, осыпая его поцелуями.
Натан и бровью не повел: он привык к тому, что юные дамы вешаются ему на шею. Ему сравнялось шестнадцать, он был чертовски хорош собой, обладал спортивной фигурой, и глаза его поблескивали восхитительной самоуверенностью. Одет Натан был по последней моде. Он обвел взглядом роскошную спальню, которая оказалась отделана доброй тонной позолоты и пышными фестонами сиреневого шелка.
— Ой-ей — явный перебор, — заметил он с протяжным американским выговором. — Изабелла, твой будущий супруг явно путает деньги с хорошим вкусом.
— Он никогда не станет моим супругом! Он заявил, что, если завтра я не пойду с ним под венец, он меня заставит, под дулом пистолета. К тому же он хочет, чтобы я надела этот жуткий балахон, — добавила она, с отвращением кивнув на манекен с замысловато украшенным свадебным платьем.
Натан ужаснулся.
— Этот человек — изверг! Разве он не знает, что шемизетки в стиле ампир вышли из моды еще до потопа? Надо тебя отсюда вытаскивать.
Он бесшумно спустился по глицинии, обхватив рукой затаившую дыхание Изабеллу, как будто она была легкой, словно перышко.
— Я бы хотела выйти за человека вроде тебя, Натан, сильного и отважного, — вздохнула она.
— Изабелла, дорогая, разве мы это уже не обсуждали? Из меня выйдет ужасный муж. Может, я и неотразим, но еще я ненадежный, незрелый и раздражающий тип. Ты впустую растратишь свои годы на такого, как я. — Натан поставил ее наземь и велел: — А теперь быстрее — это место просто кишит охраной.
Несколькими минутами позже они спешили через выгон к лошади Натана, пасущейся на опушке леса. И тут из-за деревьев раздался голос.
— Меня предупредили о вашем непослушании, — прорычал человек басом с французским выговором.
Изабелла затрепетала при виде кислолицего аристократа, тучного и краснощекого, выступившего из тени; рядом с ним держался грубоватый охранник, ведущий под уздцы хозяйскую лошадь.
— Так что я принял меры предосторожности.
— А, шевалье Баусико… — просиял ничуть не обеспокоенный Натан. — Мы так рады, что застали вас. Предостережение вполне обоснованно: синьорина Монтефиоре сомневается насчет венчания. Ее удручают ваши манеры… не говоря уже о размере брюк.
Шевалье протянул руку, и охранник вложил в его ладонь пистолет.
— Tres amusant,[7] — презрительно усмехнулся толстяк, проверяя, заряжено ли оружие.
— И, раз уж об этом зашла речь, как бы я ни восхищался вашими отважными попытками угнаться за модой, — продолжал Натан, указывая на жилет шевалье, — вынужден заметить, что эти полоски оказывают вам медвежью услугу. Они не красят такие фигуры, как ваша.
Глаза Изабеллы широко распахнулись, когда шевалье взвел курок и направил пистолет на Натана. Юноша отреагировал так быстро, что за его движением было невозможно проследить взглядом: внезапно его рапира оказалась обнажена, сверкнула сталь — и пистолет был выбит из хозяйской руки; он взлетел в воздух и приземлился прямо в подставленную ладонь Натана.
— Вперед! — крикнул тот, вскакивая на свою статную вороную кобылку.
Он схватил Изабеллу за руку и поднял девушку к себе за спину, на круп лошади.
— Arretez! Voleur![8] — проревел шевалье, когда они понеслись через поле.
За считаные секунды он вскарабкался на собственного скакуна и устремился в погоню.
— Держись крепче! — крикнул Натан спутнице и направил лошадь на узкую тропинку, прорезающую густой хвойный лес.
Огромная ветка возникла прямо перед ними в рассветном тумане.
— Натан, берегись! — взвизгнула Изабелла.
Юноша выпалил из пистолета, и помеха исчезла. Лошадь мчалась изо всех сил. Натан отшвырнул прочь разряженный пистолет.
Краснощекий шевалье безжалостно нахлестывал коня, пока не нагнал беглецов и не поравнялся с ними. Натан снова обнажил рапиру и, прежде чем повернуться к преследователю, удостоверился в безупречной белизне собственных зубов, отразившихся в блестящем лезвии. Кони летели вперед, двое всадников звенели клинками, сверкающими, словно молнии, в лучах раннего утреннего солнца. Изабелла вскрикивала, уклоняясь от хлестких ветвей проносящихся мимо деревьев.
— Должен вас предупредить, — поддразнивал своего противника Натан, — что я не проиграл ни одной схватки с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Причем тогда я сражался с шевалье д’Эоном, которого многие называют величайшим фехтовальщиком в истории. Шансы не на вашей стороне, друг мой.
С этими словами он нанес решающий удар. Баусико покачнулся и с жутким треском врезался головой в толстый сук. Он вылетел из седла и с шумом приземлился на пятую точку.
— Adieu, mon ami,[9] — крикнул Натан, пряча клинок в ножны. — И, напоследок, еще одно: сейчас тысяча восемьсот двадцатый год, друг мой, лоск — уже больше не предмет предпочтений, а обязательное требование.
Полчаса спустя беглецы остановились на скальном выступе, нависающем над морем, где уже дожидался местный житель с повозкой. Натан спешился, помог спуститься Изабелле и пошел разговаривать с ним. Пару минут юноша весело объяснялся на ломаном французском, затем передал собеседнику свою лошадь и несколько золотых монет и вернулся к девушке.
— Это Жак, он отвезет тебя обратно к семье, в Милан. Так что пришла, как говорится, пора прощаться.
— Но, Натан, — взмолилась Изабелла, глаза которой уже блестели от слез, — я не понимаю! Разве мне нельзя поехать с тобой?
— Боюсь, это невозможно, — возразил Натан с куда более заметным мягким чарлстонским выговором. — Уже через час меня ждет работа.
— Да, и какой же дурацкой работой ты все-таки занимаешься? — надула губки Изабелла. — Эта твоя великая тайна…
Натан набрал в грудь побольше воздуха, но передумал и вместо ответа поцеловал ее в лоб.
— Ты оправишься быстрее, чем тебе кажется, — пообещал он, и в глазах его промелькнула легкая грусть.
— Натан, я люблю тебя, — призналась Изабелла.
— А я люблю приключения! — ответил он, а затем бросился к краю утеса и, раскинув руки в стороны, нырнул в океан.
Изабелла в изумлении, с блестящими на щеках слезами, смотрела ему вслед, пока он не скрылся в тумане.