ответе перед Всевышним. Событие (или отсутствие оного), побудившее короля задуматься об этом, связано с упущенной возможностью.
В Кёльне и других местах всё еще ведутся переговоры, и война, которая должна была идти не более шести месяцев, а растянулась на четыре года, всё еще продолжается и на суше, и на море. Во Фландрии кампания начинается с захвата Кондесюр-л'Эско и блокадой Бушена 10 мая. В этот момент Вильгельм появляется в Валансьене с пятьюдесятью тысячами солдат. Выступивший ему навстречу Людовик идет, как было указано, к мызе (ферме) Уртебиз.
Позиция великолепная. Сила на стороне Людовика благодаря численному превосходству его войск и расположению их на возвышенности. У него есть всё: артиллерия, испытанная кавалерия и пехота. Победа протягивает ему руки. С ним его гвардия — лейб-гвардейцы, легкая и тяжелая кавалерия, мушкетеры, — такая грозная в своих сверкающих мундирах. У него лучшая кавалерия в мире. А враг ни о чем не догадывается.
А там, внизу, идут ни о чем не подозревающие обреченные на смерть 50 тысяч человек во главе со злейшим врагом Франции. Людовик колеблется. Он собирает военный совет: «Господа, я хочу слышать ваше мнение…»
Тут присутствуют Креки, Шомберг, Ла Фейад и Лорж, но Тюренн, увы, умер, а Конде находится в Шантийи. Из названных первые трое — прежде всего придворные и отнюдь не самые талантливые из маршалов этого времени — считают, что лучше не начинать сражение. Зачем бесцельно подвергать опасности жизнь короля? Времена Ариосто ушли в прошлое, равно как и совсем недавнее, во время осады Турне и Лилля, гарцевание на белом жеребце в подражание Генриху IV. Только Лорж, племянник Тюренна, настаивает на сражении. Но осторожность большинства берет верх.
«Людовик всегда будет сожалеть об этой упущенной возможности», — пишет Жан Кристиан Птифис и добавляет: «Монарх был уязвлен тем, что могли усомниться в его храбрости. Много времени спустя он признается, что он всё еще видит Уртебиз в кошмарных снах». Подобные сожаления никак не назовешь банальными.
Следующий год — военный 1677-й — начинается в марте в Валансьене. Людовик всё чаще делит с солдатами трудности походной жизни. «Вряд ли еще сыщется государь, который бы так весело переносил тяготы войны», — рассказывает мемуарист Карре д'Алиньи. Он первым садится в седло, а спешивается последним. 17 марта мушкетеры овладевают крепостью, и приходит черед Камбре.
Одиннадцатого апреля у Касселя Месье вместе с герцогом Люксембургским[106] обращает в бегство Вильгельма, завладевает его шатром и имуществом, в том числе золотой посудой, а также пятьюдесятью знаменами, которые будут вывешены в соборе Парижской Богоматери. Люксембургский уже давно стяжал себе военную славу, а Филипп Орлеанский, известный главным образом своим пристрастием к духам и украшениям, здесь показал себя настоящим воином. Франция ликует. Повсюду раздаются крики: «Да здравствуют король и Месье, который выиграл сражение!» Но Месье никогда больше не будет командовать армией.
Однако нужно начинать переговоры, и незамедлительно, а также заменить ненадежных союзников. В январе 1676 года турки предложили свои услуги, но были отвергнуты из-за того, что они мусульмане. (Франциск I не был столь щепетилен[107].) Польша Яна Собеского уклоняется от участия, не выполняет своего обязательства атаковать курфюрста Бранденбургского и подписывает с императором договор о нейтралитете. Венгры и провансальцы, пылающие ненавистью к императору, слишком слабы, чтобы играть сколько-нибудь значительную роль. Уставшие от войны с Испанией португальцы заявляют о своем нейтралитете. А регентша Савойи не хочет ни о чем знать.
Воюющие стороны, наконец, решают встретиться в Нимвегене; переговоры начинаются в мае. А тем временем положение Карла II в Англии становится всё более затруднительным. В ноябре в Лондоне Вильгельм Оранский женится на дочери младшего брата Карла, герцога Йоркского, Марии, которая осталась англиканкой, несмотря на обращение ее отца в католицизм. Этот брак в изрядной степени компенсирует поражение при Касселе и усиливающееся стремление голландцев к миру. Вильгельм видит в нем средство вовлечь Англию в борьбу против Франции. Тотчас по возвращении из Лондона он заявляет, что намерен всеми силами противиться заключению мира.
Весной 1678 года война разгорается с новой силой. 12 марта французы берут Гент, а 25-го — Ипр. Антверпену не остается ничего другого, как сдаться. Дорога в Соединенные провинции открыта. Неизбежным следствием этого является подписание 10 августа мира между Францией и вышеупомянутыми провинциями. Четыре дня спустя Вильгельм атакует герцога Люксембургского близ Монса, но безуспешно. Впоследствии он будет клятвенно уверять, что не знал о подписании мира, который возвращал ему Оранж и его личные владения в Шаролэ и Франш-Конте…
За всеобщий мир платит фактически одна лишь Испания. 17 сентября Франция присоединяет Франш-Конте, Камбрези, часть Эно, часть прибрежной Фландрии и остававшуюся часть Артуа, но возвращает — отнюдь не равноценный обмен — ряд крепостей во Фландрии и Валлонии.
Император Леопольд медлит с подписанием договора вплоть до 5 февраля 1679 года. Лишь после поражения под Фрайбургом герцога Лотарингского Карл V склоняется к необходимости подписать договор. Он уступает Фрайбург, находящийся на правом берегу Рейна, вместе с коридором, соединяющим его с Брайзахом на левом берегу. Из предосторожности Людовик сохраняет за собой Лотарингию — Карл V отказался уступить Нанси и Лонгви, — а также право прохода своих войск через Эльзас.
В 1672 году Людовик полагал, что война против ничтожного неприятеля будет не более чем шестимесячной прогулкой, каковая, однако, завершилась лишь семь лет спустя, заставив его воевать с Европой; но он вышел из этой войны бесспорным победителем.
Нимвегенский мир является апогеем французского могущества. «Господство Людовика неоспоримо», — пишет Птифис.
Мир лежит у ног Людовика, и гордость его не знает границ. После заключения этого мира, к которому он так мучительно стремился, Людовик произносит исполненную тщеславия фразу: «Только моя воля позволила заключить этот мир, коего так желали те, от кого он не зависел».
Французский народ разделяет этот энтузиазм. Париж присваивает королю титул Людовика Великого, а один испанский сеньор пишет в это самое время: «Я изъездил немало французских провинций и, несмотря на огромные налоги и постоянный контроль, коему по воле короля подвергаются его подданные, я не встретил ни одного человека, будь то дворянин или простолюдин, который бы не превозносил его до небес и не выражал бы готовность отдать все свои силы и свое достояние, чтобы служить ему».
Отравления
Тем временем финансовый кризис, вызванный затянувшейся войной, продолжает углубляться. Сразу же после подписания мира Кольбер перешел к политике оздоровления, а точнее — исправления финансовой ситуации. Нужно заставить откупщиков, подозреваемых в том, что они грабили государство, вернуть неправедно присвоенное. Подозрение в данной ситуации равнозначно уверенности.
Но лекарство оказывается хуже болезни. Один за другим разоряются частные лица, взявшие на откуп налоги, и сборщики военных налогов.
Кольбер ненавидит рантье не меньше, чем монахов, считая и тех и других бездельниками, а потому изыскивает способ снизить курс ренты, чтобы уменьшить государственный долг, так что в 1682 году Лувуа обвинит его в том, что он разрушил систему кредитования. Кольбер умрет в следующем, 1683 году, а его преемник Лепелетье ликвидирует заемную кассу, введя в оборот ренту в 12,5 процента.
Армия поглотила все ресурсы страны. Сквозь блистательный ореол славы, окружающий это царствование, явственно видится угроза тотального банкротства.
Король же, похоже, недооценивает размеры беды. Он знает, что денег не хватает, что война не может «кормить» войну. Но он спокойно взирает на крушение «кольбертизма», этой меркантилистской доктрины, которая ставила своей задачей сделать его «самым богатым монархом в мире».
