заканчиваю свою повесть об этой печальной године неуклюжим, но искренним четверостишием собственного сочинения, которое я поместил в конце своего дневника в тот самый год, как он был написан:
Г. Ф.
ПРИЛОЖЕНИЯ
К. Н. Атарова
ВЫМЫСЕЛ ИЛИ ДОКУМЕНТ?
Удивительное, ни на что не похожее сочинение — и роман, и исторический труд.
Все мы знаем Даниэля Дефо как автора знаменитого «Робинзона Крузо». Однако он был одним из самых плодовитых и разносторонних сочинителей своего времени. Список произведений Дефо по современным данным (ведь большинство вещей он публиковал анонимно) перевалил за полтысячи названий. И, помимо романов, среди них: сатирические памфлеты на злобу дня в прозе и в стихах, жизнеописания всякого рода знаменитостей (включая уголовных преступников), труды исторические (самые разнообразные — от «Истории войн Карла XII» до «Отчета об истории и реальности привидений»), описания путешествий (реальных — «по всему острову Великобритании» и вымышленных — «кругосветных») и множество трактатов и эссе по экономике, коммерции, политике, богословию по вопросам глобальным и частным: от «Всеобщей истории торговли» до «Надежного плана по немедленному предотвращению уличного воровства»…
Отнюдь не все из перечисленного здесь равноценно. Многое давно забыто и представляет лишь историко-культурный интерес. Даже вторую, а тем более третью книги, связанные с Робинзоном — «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» и «Серьезные размышления Робинзона Крузо», — сейчас мало кто знает. И не случайно — суд истории справедлив: они действительно уступают не только его первенцу, но и многим другим романам.
Однако среди шедевров писателя и поныне издается в Англии (наряду с такими романами, как «Робинзон», «Молль Флендерс», «Роксана») массовыми тиражами в мягких обложках — верный признак читательской популярности — «Дневник Чумного Года», книга, до настоящего времени не переводившаяся на русский язык.
Но это не означает, что «Дневник» был вовсе не известен в России. В числе свидетельств интереса к нему наших соотечественников есть и такой знаменательный факт. Экземпляр «Дневника Чумного Года» находился в библиотеке Пушкина.{1} И хотя в нем были разрезаны страницы «Введения» и лишь небольшая часть авторского текста (страницы 23–36), несомненно, что Пушкина должна была интересовать эта тема в свете его собственных творческих замыслов; а сцена в таверне, где повествователь встречается с «безбожной» компанией пирующих, цинично насмехающихся над горожанами, спешащими в церковь, не может не вызвать в памяти «Пира во время чумы», посвященного другой, более ранней лондонской чумной эпидемии.
Почему Пушкин обращается к «Дневнику», можно предположить с достаточной долей уверенности. А чем для самого Дефо оказалась столь притягательной Великая лондонская чума 1665 года?
Наделенный тонким чутьем профессионального журналиста и газетчика, Дефо всегда безошибочно выбирал актуальную тему для своих сочинений. Он писал о путешествиях, дальних странах, необитаемых островах, когда вся Англия была буквально одержима манией «первооткрывательства», когда на карте мира еще кое-где значилось: «Пока еще не открытые места», когда книги о путешествиях — реальных и вымышленных — пользовались широчайшим читательским спросом и когда еще не забылась сенсационная история Александра Селькирка, привезенного в Англию после четырехлетнего пребывания на необитаемом острове Масс-а-Тьерра архипелага Хуан-Фернандес. Именно с учетом, как мы бы теперь выразились, общественного климата той поры и создавался «Робинзон Крузо».
В чем-то сходна и ситуация с «Дневником Чумного Года». В апреле 1720 года в Марселе началась эпидемия чумы и продолжалась не менее года, причем свирепствовала так, что унесла около пятидесяти тысяч жизней. Марсель — морской порт, а Англия — морская держава; и хотя от Марселя до английских прибрежных городов путь неблизкий, известия о чуме (а о ней много писали в газетах, в том числе и в изданиях, где сотрудничал Дефо{2}) не могли не взволновать английское общество. Вспомнили 1665-й год — год Великой лондонской чумы: тогда ее тоже занесли из-за моря, из Голландии, где она бушевала перед этим в течение двух лет. Страсти усугубились еще и тем, что правительство издало так называемый «Карантинный закон», согласно которому король имел право запретить на срок до одного года торговлю со странами, от которых могла исходить опасность заразы. В данном случае наложили эмбарго на средиземноморские корабли. Это вызвало бурю возмущения негоциантов, упрекавших правительство в паникерстве. Дошло до того, что власти вынуждены были обратиться к влиятельному епископу Эдмунду Гибсону с просьбой разъяснить народу опасность новой эпидемии.
Появилось немало брошюр, вызванных угрозой новой вспышки болезни. Среди них наибольшей известностью пользовалась вышедшая в 1720 году и выдержавшая множество переизданий брошюра доктора Ричарда Мида «Краткие рассуждения о чумной заразе». Книга была написана по распоряжению монарха.
Не прошел мимо животрепещущей темы и Даниэль Дефо. В 1722 году он выпускает сразу два сочинения, посвященных чуме: в феврале брошюру «Должные предуготовления к чумной эпидемии для души и для тела», а в марте — «Дневник Чумного Года». Так что некоторые современные исследователи допускают, что и Дефо, подобно доктору Миду, выполнял «социальный заказ».{3}
Но какими бы внешними причинами ни было продиктовано обращение к этой теме, она естественно вписывается в круг интересов Дефо, выступавшего в своих романах не только как художник, но и как философ, социолог и даже психолог-экспериментатор. Слово «экспериментатор» употреблено здесь не случайно; ведь во всех своих романах автор как бы ставит один эксперимент, только проводит его в разных условиях. А цель эксперимента — уяснить, какова природа человека. Доброкачествен ли, грубо говоря, исходный материал? Что его улучшает, что калечит? Какова «мера прочности» общественной нравственности и чем обернется она, эта нравственность, в экстремальной ситуации? Какими выходят человек и общество в целом из тяжелого испытания?{4}
В «Робинзоне Крузо» предприимчивая, энергичная личность оказывается предоставленной самой себе на необитаемом острове; она вырвана из общественных связей, лишена благ цивилизации, но также и ее социальных конфликтов.
В «Радостях и горестях Молль Флендерс» личность примерно того же типа, но вынужденная существовать и действовать в обществе, с его подчас безжалостными законами. Робинзону, пребывающему на острове, долгое время не приходится делать выбор между добром и злом, нравственным и