согласились, что нужно вынести труп через окно. Я стоял посередине комнаты, которая, на мой взгляд, принадлежала Мемфис Шарль. Голубой диван. Белые стены. Шкаф. Кухонный стол с подносом «Формика», электропроигрывателем «Филипс» и стопкой пластинок. Верхний диск назывался «Семь шагов к небу». Очень кстати. На полу, у стены, рядом с диваном стояли книги, телевизор и полиэтиленовый мешок с бигуди.

Рядом со столом, на одном из двух одинаковых стульев, сидел толстый тип. Он держал в руке записную книжку и враждебно смотрел на меня. У него были седые волосы ежиком, квадратное лицо, маленькие серые глаза. Другой полицейский, в штатском, молодой, подтолкнул меня к столу.

– Эжен Тарпон, – сообщил он. – Частный детектив, бывший сотрудник Национальной жандармерии. Гамлен задержал его у входа в виллу. Он приехал на такси и остановился на другой стороне улицы. Он собирался войти, но утверждает, что шел мимо, прогуливаясь.

– Я этого больше не утверждаю, – сказал я.

На моей карточке он не мог прочитать, что я бывший сотрудник Национальной жандармерии. Наверное, он нашел в моем бумажнике что–то другое, свидетельствующее об этом.

– Садитесь, Тарпон, – сказал тот из них, который сидел.

Я сел на другой стул, большеносый оперся о стену рядом с дверью.

– Я комиссар Кокле, – сказал сидящий. – А это офицер полиции Коччиоли.

– Очень рад, – заверил я. – Криминальная полиция?

Он кивнул.

– Хорошо, – сказал я и замолчал в ожидании вопросов. Они тоже, казалось, ждали продолжения.

– Зачем вы пришли сюда? – спросил наконец Кокле.

– Хотел навестить знакомую. Мемфис Шарль. Это молодая девушка, несмотря на имя. Впрочем, это псевдоним, сценическое имя. Я не очень хорошо знаю ее.

– Она шлюха, – подсказал Кокле.

– Откуда вы ее знаете? – почти одновременно с Кокле спросил Коччиоли.

– Насколько мне известно, она не шлюха. Откуда я знаю ее? В прошлом году я давал интервью для телевидения для передачи «Поле и глубина» о жандармерии. Эта девушка была на съемках. У нас возникла взаимная симпатия.

– Поэтому вы пришли к ней ночью, – сказал Кокле.

– Эжен Тарпон! – воскликнул Коччиоли.

Мы с комиссаром посмотрели на него. Он поднял палец.

– Так вот где я вас видел! По телевизору.

– Да, – сказал я.

– Вы убили человека, не так ли? На службе. Рабочего, участвующего в манифестации, в Сен–Бриек?

Я кивнул.

Кто–то постучал в дверь.

– Что там? – раздраженно спросил Кокле.

– Тело отправлено, – сообщил полицейский. – И мы нашли нож, кажется, тот самый, орудие убийства.

– Покажите.

Полицейский сделал знак, и в комнату вошел другой человек в штатском. Я видел его в «пежо», он болтал по радиотелефону. В руке у него была коробка, которую он протянул комиссару. Она была открыта, и в ней лежал перепачканный в крови нож, лезвие и рукоятка.

– Он лежал на клумбе, рядом со входом во двор, – объяснил полицейский в штатском.

– Хорошо. Занимайтесь отпечатками, – сказал Кокле, и штатский вышел с коробкой, а комиссар устремил на меня свои маленькие серые глазки.

– Значит, вы убили человека, – протянул он. – Плохо.

– Не будем об этом, – попросил я.

– Вы испытывали взаимную симпатию, – вернулся он к прежней теме разговора. – И теперь вы навещаете ее ночью, я хочу сказать – Мемфис Шарль.

Он произнес «Чарлз», на английский манер. Очень довольный собой. Редкая птица. Я не понимаю людей, которым легко дается учеба и которые тем не менее становятся полицейскими.

– Вы ошибаетесь, – сказал я. – Я знаю, что все это кажется странным, я хочу сказать, что это совпадение, то, что я пришел сюда сразу после того, что здесь произошло… Но я пришел навестить ее первый и единственный раз. Если вы возьмете у меня кровь на экспертизу, то обнаружите алкоголь. Я накануне надрался.

– Почему?

– Гм.

– Почему вы надрались?

– У меня была депрессия, – сказал я.

– Почему?

– В конце концов, вы меня достали, – заметил я.

Он улыбнулся, словно был рад тому, что я начал нервничать. Он встал, и я увидел, что он немного ниже меня.

– Тарпон, – сказал он, – вы понимаете, что, с учетом всего происходящего, вы вызываете интерес.

– Понимаю.

– Не считая того, что вы… (он хотел сказать какое–то грубое слово, но вовремя спохватился) частный детектив или я не знаю, кто еще. Как по–вашему, что я должен обо всем этом думать? Я думаю, естественно, о том, нет ли здесь определенной связи. Может быть, вас кто–нибудь вызвал сюда? Эта девушка, Мемфис Шарль?

– Нет.

Он постучал карандашом по зубам.

– Предположим, что этой Мемфис Шарль есть что скрывать, – сказал он с отсутствующим видом. – Вы не думаете, что в этом случае она обратилась бы к вам?

– Я не знаю. Я уже сказал, что недостаточно хорошо ее знаю. Разве не она вас вызвала? Ведь кто–то же позвонил вам? Мне кажется, что, если бы ей было что скрывать, она не обратилась бы к бывшему жандарму, который, очевидно, стоит на стороне закона.

– Есть два типа частных сыщиков, – сказал Коччиоли, – бывшие полицейские и бывшие уголовники. И если судить по их методике работы, то иногда эту грань провести достаточно трудно.

– Господи, – сказал я. – Речь ведь идет об убийстве, а не об адюльтере. С убийством не шутят.

– Где ты был в момент совершения убийства? – спросил Коччиоли.

«Дурак», – подумал я и спросил:

– Это было в котором часу?

– Пока еще не установлено, – сказал Кокле. – Скажите, ваша приятельница случайно не употребляла наркотики?

– Наркотики? – повторил я. – Что–нибудь вроде ЛСД? Нет. Я хочу сказать, что точно не знаю. Я вам уже говорил, что знаю ее плохо.

– Убийство в состоянии дурмана, – объяснил Кокле. – Это было бы смягчающее вину обстоятельство.

«Ничего себе, смягчающее вину! – подумал я. – Значит, они уже обнаружили наркотики». Я почувствовал, что вспотел под мышками. Значит, бомбы в подвале – это тоже правда? Во что я ввязался? Я посмотрел на Кокле и чуть было не выложил ему все, что знал, в подробностях. В конце концов, плевать мне на эту Мемфис.

– Послушайте, комиссар, – начал я. – Напрасно вы меня прощупываете. Я вам все сказал, и я устал. Я понимаю, что вам надо убить время в ожидании результатов вскрытия, отпечатков пальцев и прочего. Я предлагаю отправить меня в комиссариат, чтобы мои показания были официально зарегистрированы.

Кокле поднялся.