люфтваффе с бриллиантами. Признаюсь, я не смог себя заставить должным образом ответить на сей великодушный жест.

В отношениях с Гитлером я продолжал придерживаться принципов честности и откровенности, и это приносило хорошие плоды. Неоднократно мне приходилось заявлять: «Этого я, как главнокомандующий ВМС, делать не буду!»

Приказ Гитлера о том, что случаи подстрекательства к мятежу и антиправительственной агитации должны относиться к юрисдикции народного суда, не применялся к флоту из-за моего категорического отказа его принять. Только благодаря моему активному протесту появившиеся в 1944 году «руководящие офицеры – национал-социалисты», прикрепленные ко всем подразделениям вооруженных сил, никоим образом не вмешивались в действия морских офицеров.

После 20 июля периодические приглашения Гитлера разделить с ним трапезу полностью прекратились. Я видел его только при большом скоплении народа и ни разу не имел возможности поговорить с глазу на глаз. Но по отношению ко мне он остался вежлив и корректен, как и раньше.

Поскольку мне повезло завоевать доверие Гитлера в служебных делах, я смог получить солидную поддержку в удовлетворении потребностей флота. Мы получили все необходимое оружие, и это в то время, когда воздушные налеты союзников значительно ослабили военную промышленность Германии. Я подробнее расскажу об этом позже.

В принципе Гитлер ограничивал беседы с каждым из нас сферами деятельности, в которых мы являлись профессионалами и могли высказать обоснованное мнение. Он ни разу не задал мне ни одного вопроса, не относящегося к флоту. И конечно, он никогда не просил у меня совета по делам, не связанным с моими служебными интересами.

Я тоже считал командование военно-морскими силами своим единственным, священным долгом. Забивать голову деятельностью других подразделений вооруженных сил или же вопросами политического руководства страной я считал для себя невозможным. Лишь изредка, когда мне не хватало информации для принятия решения, приходилось вникать в совершенно не интересующие меня проблемы. За исключением крайне редких случаев, беседуя с Гитлером, я никогда не вмешивался в дискуссии, выходящие за пределы моей профессиональной компетенции. Даже если я осмеливался выдвинуть какое-то предложение, Гитлер моментально доказывал мою несостоятельность, вызванную недостатком знаний по рассматриваемому вопросу. Это было справедливо, и я никогда не возражал и не обижался.

Я занимался своим делом, но вместе с тем старался не упускать из виду военную ситуацию в целом. Для этого приходилось регулярно посещать совещания в ставке фюрера.

В Нюрнберге я был признан виновным, помимо всего прочего, еще и потому, что «во время войны участвовал в 120 совещаниях с Гитлером по вопросам, касающимся ВМС».

Быть может, мне кто-то объяснит, каким образом главнокомандующий военно-морскими силами страны, подчиненный непосредственно главе государства, мог выполнять свои обязанности иначе?

В декабре 1942 года в эксплуатацию были введены очередные новые подводные лодки, и по состоянию на 1 января 1943 года численность подводного флота была следующей: в Атлантике – 164, в Средиземноморье – 24, в Арктике – 21, на Черном море – 3.

Об отправке подводных лодок на Черное море я расскажу в следующей главе.

В декабре среднесуточное число подводных лодок в Атлантике достигло 98. Из них 39 находились в оперативных зонах, а 59 – на переходе к ним или обратно. В ноябре, который был самым результативным месяцем 1942 года, количество потопленного тоннажа, приходящееся на каждую подлодку в сутки в море, составило 220 тонн, а в октябре 1940 года – 920 тонн. Сравнение ясно показывает, насколько усовершенствовалась противолодочная оборона двух ведущих морских держав. Собственно говоря, по истечении трех лет войны ничего другого и нельзя было ожидать. Рано или поздно это должно было случиться, именно поэтому командование подводного флота все эти годы постоянно настаивало на увеличении объема строительства подводных лодок. Теперь, чтобы достичь результатов, сравнимых с первым годом войны, требовалось примерно в три раза больше подводных лодок. Из-за острой нехватки сырья и рабочей силы увеличить число строящихся подлодок или хотя бы ускорить их постройку было невозможно, оставалось только с максимальной эффективностью использовать имеющиеся в нашем распоряжении силы.

8 декабря 1942 года я снова обратился к главнокомандующему с просьбой освободить подводные лодки, занятые в Арктике, для операций в Атлантике. За период с 1 января до 30 ноября 1942 года эти субмарины потопили 262 614 тонн. Такое же число подлодок за аналогичный период в Атлантике отправили на дно 910 000 тонн. Используя эти лодки в Арктике, мы, таким образом, потопили примерно на 650 000 тонн вражеского тоннажа меньше, чем могли бы. Командование подводного флота предвидело такую ситуацию и именно поэтому в январе 1942 года активно возражало против отправки наших подводных лодок в норвежские воды. В результате мы упустили возможность достичь большого успеха, что отрицательно сказалось на наших военных усилиях в целом и явилось дорогим подарком противнику, в особенности если учесть тот очевидный факт, что те же грузовые суда, которые шли в Арктику, предварительно следовали через Атлантику. В то время главнокомандующий не счел мои возражения серьезными, и 6 подлодок остались в норвежских водах.

Последние месяцы 1942 года в Северной Атлантике выдались на удивление штормовыми. А в январе 1943 года разгул стихии достиг и вовсе уж небывалого размаха. Один шторм сменялся другим, еще более яростным, что, естественно, создавало немалые трудности для операций подводного флота. Небо постоянно было затянуто тучами, скрывавшими звезды, а это пагубно отражалось на точности определения местонахождения кораблей и судовождения. Подлодки частенько забрасывало вовсе не туда, куда они намеревались прийти. Систематический поиск противника в таких условиях стал невозможным; если же нам способствовала удача и конвой удавалось обнаружить, ненастная погода мешала атаке. В январе 1943 года вряд ли кто-то смог бы назвать Атлантику приятным местом для морских круизов. Темная ледяная вода вздымалась в гигантские валы, которые, шумя и пенясь, катились вдаль. Человеку сухопутному придется изрядно напрячь свое воображение, чтобы представить, какие трудности приходилось переносить командам маленьких кораблей, а в особенности вахтенным на мостике, куда с упорством, достойным лучшего применения, поминутно обрушивались тонны ледяной воды. Офицеры и матросы несли вахту на мостике, привязавшись надежными ремнями безопасности, чтобы не быть смытыми за борт. При таких условиях о больших успехах говорить не приходилось.

Но не только погода стала причиной того, что в течение первых двух недель января подлодки не сумели обнаружить четыре британских конвоя. В этом месяце у нас создалось впечатление, что англичане изменили своей обычной манере строго придерживаться выбранных маршрутов. Теперь они резко изменяли курсы конвоев, рассеивая их по огромной территории океана. Их система организации движения судов явно стала более гибкой. У себя на командном пункте мы каждый день составляли карту расположения подводных лодок, показывавшую общую картину их местонахождения в Атлантике. Мы считали, что на основании информации разведки и радиоперехвата противник делал нечто подобное. Затем мы спрашивали себя: куда бы на месте противника я направил конвой, имея перед глазами такую картину? Мы часто спорили, попытается ли противник уклониться от встречи с подлодками, изменив курс конвоя, или же позволит ему плыть дальше в надежде на то, что мы уже передислоцировали подлодки в ожидании этого.

Такие прикидки были необходимы, чтобы принять своевременные меры против предполагаемых действий противника. В 1942 году наши попытки предугадать поведение противника обычно оказывались успешными. Но с начала 1943 года правила игры явно изменились.

Теперь мы знаем, что именно так и было. В середине ноября 1942 года командование флотом, защищавшим западные подходы к островам, принял бывший подводник адмирал сэр Макс Хортон. Черчилль поручил именно ему возглавить битву за Атлантику. Под командованием адмирала Хортона были значительно укреплены британские противолодочные силы, причем речь идет не только о технической