стоял зареченский сыщик…

«Ты должен как-то проявить себя! Но в каком месте ты это сделаешь? Как тебя опередить?.. Веденеев, ты обязательно совершишь ошибку и «засветишься»! Но где?!»

От нехватки информации и беспомощности Летунов заскрежетал зубами. Глянув на часы, Геннадий Иванович щелчком вытолкнул сигарету из пачки и вытянул ее зубами.

«Если все идет по плану, то эти двое сейчас тарабанят по двери Франца. А Франц-то, лысый пройдоха, не такой уж законопослушный гражданин, как может показаться сначала. Он в розыске за мошенничество! Значит, сейчас он хочет «слинять» из города с наворованными бабками, да еще и под охраной РУОП? Ха-ха! Ушлый малый! Неужели ты думал, что я тебя не проверю и не «расколю»? И неужели ты подумал, что я возьму твою тысячу баксов, если планирую забрать все триста?»

У Геннадия Ивановича сквозь розовое лицо пробилось некое подобие улыбки. Эту улыбку не хотелось стирать с лица даже тогда, когда зазвонил служебный телефон. Летунов так и ответил, продолжая заманчиво улыбаться:

— Говорите, слушаю вас…

— Что-то вы не очень похожи на скорбящего родителя, — раздалось из трубки. Голос был незнакомым.

Летунов вскочил с кресла и продолжил разговор стоя, уже серьезным и озабоченным голосом:

— Говорите, говорите! Вы по поводу объявления на телевидении?

— Да, по поводу вашего шизофреника. Только почему-то он не похож на сумасшедшего.

— Он скрытый шизофреник. Он болен, но думает, что здоров.

— Это как алкоголик, что ли?

— Где вы его видели? Где он сейчас?.. И это… как он себя чувствует?

— Не знаю, лоб ему не щупал.

— Так где он сейчас находится?

— А где находится крупное вознаграждение? Или оно тоже «скрытое»?

— Давайте встретимся и все обговорим!

— Нет уж, — не согласился абонент на том конце провода. — Знаю я вас! Лучше скажи, мужик, «крупное вознаграждение» — это сколько?

— Если ты знаешь, где в данный момент находится этот человек, за информацию получишь миллион. — Летунов перешел на «ты», потому что уже выяснил для себя, представителем какого социального среза населения является позвонивший. — Ты вообще держал когда-нибудь миллион рублей в руке?

— До деноминации или после?..

Геннадий Иванович чувствовал, что над ним издеваются, но ничего поделать не мог. Это знал и его собеседник.

— До…

— Нет, не держал, — огорченно произнес хриплый голос. — Ни до, ни после. Но у меня, кажется, появилась возможность подержать в руке два миллиона.

— Два миллиона ты хочешь за информацию?! Ты с ума сошел?!

— Я что-то не понял, мы с сыном поедем целоваться или нет?!

— Да, да, конечно! — едва не зарычав от ярости, прокричал руоповец. — Господи, о каких деньгах речь! Два — значит, два. Лишь бы наш дорогой и единственный нашелся!

— Ну тогда бери два, папаша, и подъезжай к площади Ленина, ко входу в библиотеку. Я как раз сейчас дочитаю и выйду… И давай побыстрее. Время — обед давно, а… В общем, давай побыстрее. Но учти, мил человек, если сразу деньги не отдашь — слова не скажу.

— А почему я должен тебе верить?

— Насколько я понял ситуацию, у тебя нет выбора, — насмешливо проговорил голос. — Правильно, папаша?

— Хорошо… — немного помолчав, ответил Летунов. — Я выезжаю.

В трубке раздались короткие гудки, и он повесил трубку.

«Черт с ним! Даже если «кинет» — выбора у меня на самом деле нет. Впрочем, я сразу пойму, врет он или нет».

На кухне захрипела электрическая кофеварка, известив о том, что пора вставать из кресла. Артур, который ни дня не мог прожить, не выпив несколько чашек этого замечательного, пахнущего шоколадом напитка, рывком поднялся и пошел на кухню.

Последние двое суток, точнее — события, которые произошли за это время, немного его изменили. Это никак не повлияло на его внешнюю сторону — все тот же приветливый, приятный в общении молодой человек, но внутри… Сыщик чувствовал, что где-то в глубине его души произошла перемена. Как много миллионов лет назад в результате взрыва в Галактике появилось нечто новое — Земля, так и всплеск последних событий родил в душе Артура новую, доселе не известную ему микроскопическую планету, существование которой теперь придется признавать. Он прислушивался к себе, но никак не мог придумать название этой планете. Не мог, потому что не понимал, для чего она родилась и основой какой новой черты его характера она станет.

Артур налил в мамину любимую чашку дымящийся кофе и, осторожно ступая, вернулся в комнату.

Будучи человеком общительным, любимцем коллектива, в котором работал вот уже шесть лет, Артур особенно остро переживал сейчас свое вынужденное одиночество. Одиночество — это не только тогда, когда человек по причине своего внутреннего существа вынужден быть отрезанным от подобных себе. И не всегда одиночеством можно назвать результат того, что от человека отвернулись друзья, оставив его один на один со своими ошибками и поступками. Можно сидеть в стареньком кресле, в квартире, наполненной людьми, любящими тебя и верящими в тебя, но все равно оставаться одиноким. Чувствовать себя оставленным единственным родным человеком, держа в руке ее любимую чашку, и осознавать невозможность близости с той, от воспоминаний о которой невозможно уснуть ночью. Мама, родной человек, не вернется уже никогда, а та, другая, единственная, еще не пришла. И, наверное, не придет… Как тяжело, до боли в сердце тяжело понимать, что одна половина твоей души унесена в небытие, и это место так и останется незалеченным, потому что та, которую хочется постоянно чувствовать рядом, никогда не станет твоей половинкой…

А может быть, эта планета появилась уже давно? Может быть, эти два дня так мучительно рождалось всего лишь ее название?

Артур закрыл глаза.

«Потеря…»

Вот название этой малой планеты.

Не потеря себя, а потеря частицы души. Потеря не найденного. Потеря того, что могло бы произойти, но уже никогда не произойдет…

…Артур ждал этот стук в дверь.

Поставив чашку с недопитым кофе на журнальный столик, он подошел к «глазку».

— Кто?

— Это я, Артур… — ответил старушечий голос соседки.

Сыщик усмехнулся, заметив в «глазок», что бабушка стоит на площадке одна, а на стене подъезда чернеют две тени.

— Не знал, Клавдия Степановна, что у вас раздвоение личности…

Щелкнул открываемый замок, и дверь распахнулась. На пороге стоял Летунов. Отодвинув соседку, он спокойно проговорил:

— А вот и я, Артур Сергеевич…

Поскольку бабка продолжала стоять рядом и оценивала хитрыми выцветшими глазами сложившуюся ситуацию, Летунов, красноречиво взглянув на сыщика, опустил руку в карман пиджака.

— Все в порядке, Клавдия Степановна. Это из кружка любителей живописи. Они раскрашивают стены домов.

— Понятно… — ответила старушка, поджав губы так, что они стали напоминать куриную гузку. —