девушка и замолчала, угрюмо уставившись в одну точку.

– Это, конечно, исчерпывающий ответ, – согласился я. – А подробнее о причинах?

– Понимаешь, – смущенно вставил Подсолнух, – пока мы жили в доме Угря, там было нечего делать. Совершенно нечего.

На этом он тоже умолк, виновато отводя глаза.

– Да объясните вы по-человечески, в конце концов?! – вспылил я, раздраженный хождением вокруг да около.

– Из дома мы выбраться не могли, – обреченно продолжила Змейка. – И потому я пошла к этой чернявой мрази. Подумала, что у нее уж точно найдется… В общем, чтоб удобнее было скрашивать время.

Чем-то это напоминало неумелое представление площадного балагана, где герои говорят четко по очереди. По всем правилам глупого спектакля следующая фраза выпала Подсолнуху.

– Она подсунула не ту травку, – заявил он с таким раскаянием в голосе, словно лично с этим помогал.

Я понял не сразу. А когда до меня наконец-то дошло, подозреваю, это стало очевидно по редкостно глупому выражению лица.

– Все вы кобели, не головой, а другим местом думаете! – взвизгнула Змейка и, вскочив на ноги, залепила Подсолнуху пощечину. – Пойду я. Костыль там небось извелся лестницу караулить.

Удалилась она такой походкой, словно желала навеки впечатать каждый шаг в утоптанную дорожную пыль.

Друг потер щеку и глубоко вздохнул, глядя вслед:

– Совсем дурная стала.

– Э… Поздравляю, что ли… папаша… – с трудом нашелся я, хлопая его по плечу.

– Ты только не думай! – всполошился Подсолнух. – В первую очередь все равно остается банда! Я обещал, что можешь на меня положиться, и от слов отказываться не собираюсь!

Я ничего не думал. Я просто знал, как оно будет. Банда из кучи детворы, четырех бойцов и калеки, Змейка с грудным младенцем на руках и Подсолнух, рвущийся между долгом и семейным благополучием. Улица либо превращает тебя в равнодушного подонка, для которого не существует ни друзей, ни близких, а лишь случайные спутники, с которыми можно расстаться в любой момент, либо, наоборот, заставляет с болезненной остротой ценить выпадающие на пути крохи человеческого тепла. Подсолнух представлял собой ярчайший пример второго случая.

Это был удар с такой стороны, откуда и догадаться невозможно. Стычки, смерти, лишения, жизнь под непрекращающимся гнетом – обстоятельства, способные разрушить даже самую крепкую компанию. Со временем. А поначалу любое горе лишь сплотило бы нас сильнее. Можно ли было предположить, что счастье окажется куда более опасным и действенным средством! Ну, Кирия, ждет тебя хорошая беседа по душам!

«А ведь Пес-то прав, это начало конца», – некстати мелькнуло у меня в голове.

– Погоди обещать, – отмахнулся я. – Может так статься, обстоятельства изменились не у вас одних. И всем нам придется рвать когти, пока мышеловка не захлопнулась окончательно. Куда-нибудь, где тихо, сыто и не достанут ни Угорь, ни чародеи.

Как Подсолнуху ни хотелось этого скрыть, в глазах его промелькнуло облегчение.

– У тебя есть какие-то наметки?

– Не знаю, – признался я. – Пойму через пару дней. Как бы не получилось, чтоб хвостатую звезду на падучую не сменять.

– Ты это… – спохватился друг. – С магией-то что выходит?

– Выходит, – ответил я. – Скорее менее, чем более, но такое, как в том бою, вряд ли повторится. Так что давайте не лезьте тут на рожон, а я, как что прояснится, снова выберусь. И… вы б со Змейкой, что ли, до храма добрались как-нибудь.

– Уже, – признался Подсолнух, пряча дурацкую улыбку. – События из этого делать не стали, не до того. А так… Со вчерашнего дня женаты.

– Ну, значит, поздравляю еще раз. Только от гулянки отвертеться не думай. Вот выберемся из этого дерьма, и чтоб все как положено обеспечили.

Хвостатые звезды! Женатый Подсолнух, кто б мог подумать. Так можно поверить, что и я однажды заделаюсь серьезным человеком. Каким-нибудь знаменитым магом, образцом подражания для всех юных чародеев.

Но на самом-то деле, если отбросить шутки, новости были совершенно отвратительными. Очень скоро я буду вынужден выбирать между местью Академии и старой дружбой. Ну что за гадство! Перед глазами так и стояла прощальная ухмылка Бойцового Пса.

Когда что-то начинает лететь за Врата Семи Братьев, оно имеет нехорошее обыкновение делать это одновременно по всем направлениям. И вообще, судьба, похоже, решила отыграться за мое неверие в приметы. Очередное Небесное Таинство складывалось на редкость скверным образом. Не успел я опомниться от новостей с бандой, как заполучил следующий неприятный подарок. Чтобы по пути от катакомб до библиотеки не ухватить Кирию за шею и не спросить за все хорошее, припечатав к ближайшей стене, приходилось собирать волю в кулак, напоминая себе о том, что сушляки в пещерах никак не могли поведать мне о неприглядном поступке Лиховой дочери. Демонстрировать столь странную осведомленность – все равно что прямо заявить: «Да, я нашел открытый выход и регулярно им пользуюсь!» Я вытерпел, свалив свою угрюмость на крайне неудачный день. В общем, даже не соврал.

А в комнате меня ждала заплаканная Тай.

Надо заметить, за прошедший месяц моя девушка похорошела несказанно. Она не вела себя больше подобно робкому зверьку, угодившему в логово опасных хищников, где неприметность – единственная надежда на выживание. Запуганная девочка превращалась в молодую женщину, красивую, желанную и уверенную в своей привлекательности. Мне было крайне приятно наблюдать это превращение и – чего уж скромничать! – осознавать свою в нем роль.

Такой резкий откат к началу выглядел пугающе на фоне благостных перемен. Утешать Тай пришлось долго. И самое плохое состояло в том, что, рыдая у меня на плече, девушка так и не призналась, что же именно ее расстроило. Наконец она перестала всхлипывать и задремала, свернувшись доверчивым клубочком в моих объятиях. Осторожно, чтобы не разбудить, я перенес ее на кровать и лег рядом, терзаемый самыми тяжкими предчувствиями. Дурные пророчества Пса припоминались мне снова и снова. Зря я все-таки не выслушал его до конца.

«Надо хотя бы узнать, что за дело он предлагает», – решил я, словно четки, перебирая колечки разметавшихся светлых волос.