— Ах, девочка, я уж и не помню, ведь это было так давно! Наверное, хотел помогать людям. Помню только, что в те годы мы каждый вечер всей семьей читали Библию, тогда это еще было можно.

— А почему Библия запрещена, как вы думаете?

— Трудно сказать. Возможно, это было сделано для того, чтобы сохранить психику травмированного войной и Катастрофой человечества. Мессия, наверное, хотел, чтобы после пережитого ужаса люди начали просто жить, а не задумываться о смысле жизни.

— А вот моя матушка, которая тоже читала Библию каждый день, утверждала как раз обратное: она говорила, что без Бога человек не может вынести выпавшие ему испытания и беды. Между прочим, мне Бог тогда и в самом деле помогал.

— Тебе? Ты верил в Бога, Ланс? — удивилась Дженни.

— Верил, и еще как.

— Ой, как интересно! Ну—ка, выкладывай всю правду, сэр Ланселот!

— В детстве у меня бывали сильные боли в спине, которые меня страшно мучили. Эти приступы обычно нападали на меня во время штормов. Матушка тогда дни и ночи напролет сидела рядом с моей постелью, растирала мне спину и вслух молилась Христу, прося облегчить мою боль. И боль по степенно стихала.

— Так, может, тебе массаж помогал, а не молитвы? — усомнилась Дженни.

— Не знаю. Тогда я был уверен, что помогают мне моя мама и Христос.

— Молитва — хорошее лекарство, — заметил доктор. — Когда—то я и сам рекомендовал тяжелым больным обращаться за помощью к Христу. Я уж не помню, многим ли молитва помогла в болезни, но она всем давала силы терпеть и успокаивала душу. Потом появился Мессия, и люди начали поклоняться и молиться Мессу вместо Христа Спасителя.

— Но ведь Месс и есть спаситель! — воскликнула Дженни. — Потому мы и плывем в Иерусалим, не так ли? Разве Месс не спасает самых безнадежных и отчаявшихся? Уж вам ли, доктор, этого не знать!

— Дженни права, — сказал Ланселот. — В юности мне пришлось выбирать между Спасом и Мессом, как вы говорите: я выбрал Месса и не жалею об этом. Но в принципе я ничего не имею и против веры в Христа. Во всяком, случае моей матери она приносила большое утешение.

— Понимаю…

Друзья помолчали, а потом доктор вдруг спросил:

— Ланс, как вы отнесетесь к небольшому нарушению закона? Судя по бездействию нашей электроники, нас не застукает Надзор, если мы и вправду немного почитаем Библию.

— Хорошая идея, доктор! Не стоит забывать, что два тысячелетия эта книга была бестселлером. Вы сказали, что в юности считали Новый Завет самой радостной книгой: немного радости нам сейчас как раз не помешает.

— Делать нам все равно нечего, так уж давайте читать эту таинственную книгу, — сказала Дженни. — Меня с детства тянет к запретным вещам.

— Так я схожу на катамаран и принесу Библию, Ланс? — спросил доктор.

— Несите. Но будьте осторожны, не берите Библию правой рукой! Если вы при коснетесь к ней кодом, вы тут же почувствуете что—то вроде удара током: печать Мессии и Библия не любят друг друга. Если это случится, не уроните Библию в воду, она мне дорога как память.

— Я буду очень осторожен, хотя мне кажется, что мой код по—прежнему бездействует, — сказал доктор Вергеланн, поднимаясь со своего спального мешка.

— Вас проводить, доктор? Теперь, кажется, еще и дождь зарядил.

— Не беспокойтесь, Ланс. Куртка у меня непромокаемая, я ее на голову натяну.

Вскоре доктор вернулся и вынул из—под куртки Библию.

— Маленькое чудо, друзья! — объявил он с порога. — Мой код совершенно не реагирует на Библию.

Дженни поглядела на свою правую руку и сказала:

— С моим кодом тоже что—то случилось, он перестал светиться. А у тебя, Ланс? То же самое, вот удивительно! Ага, значит, теперь за нами никто не может надзирать? Доктор и сэр Ланселот Озерный, я вас поздравляю: мы теперь свободны от Надзора! Мы можем делать и говорить все что хотим!

— Как будто ты не делала этого раньше, — усмехнулся Ланселот.

— Но я все—таки помнила о Надзоре, а теперь… Да здравствует свобода и независимость в пределах Эльсинора и его окрестностей!

— Центр Надзора находится в Иерусалиме, а это значит, что Надзор не действует по всей Планете, — заметил Ланселот, разглядывая свой потускневший код. — Учтите, друзья, что наша независимость включает и нашу беззащитность: мы можем совершенно независимо погибнуть, и никто никогда не узнает, где и как это случилось, это во—первых. А во—вторых, как бы нам не превратиться в асов: если наши коды больше не действуют, это означает, что мы отныне не сможем ничего ни купить, ни продать, ни перевести наши деньги с одного счета на другой.

— Ох, об этом я не подумала! А как же твои деньги, внесенные на ММ?

— Увидим. Ладно, не будем заранее горевать. Все равно с проблемой наших кодов мы сможем разобраться не раньше, чем до беремся до цивилизованных мест.

— Совершенно верно, — кивнул доктор. — Ну а сейчас, дети мои, давайте, пока хлещет дождь и воет буря, откроем Библию и начнем читать, как делали люди встарь, когда еще не было ни персоников, ни Реальности. Однажды норвежский король Олав Трюгвасон, бывший язычник, принявший крещение, собрал домочадцев и слуг в своем бревенчатом замке вокруг закопченного очага и при его свете начал читать им Библию. Вот так когда—то христианство пришло в Норвегию.

Дженни уселась на пол рядом с коляской Ланселота и пристроила голову ему на колени, полностью пренебрегая его и своей 'зонами комфорта', не говоря уже о 'правиле двух вытянутых рук'. Доктор открыл Библию и начал читать:

— Родословие Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова…

Пока бушевала буря над Эльсинором, в замке Кронборг пилигримы, натянув на себя всю теплую одежду и укутавшись в спальники, читали Святую Книгу. Днем они читали при тусклом свете, падавшем из окна, а вечерами им светил огонь, разведенный в камине. Доктор и Ланселот читали очень хорошо, а Дженни — по слогам, запинаясь, но свою очередь она уступать никому не хотела. К концу она стала читать гораздо лучше.

И вот Ланселот прочел: 'Многое и другое сотворил Иисус: но если бы писать о том подробно, то, думаю, и весь мир не вместил бы написанных книг. Аминь'.

Никто не сказал ни слова. Как раз пора было ужинать, и Дженни принялась накладывать в миски кашу, доходившую в уголке камина.

Только после чая Ланселот первый заговорил о прочитанном.

— Пожалуй, я готов признать, что, не смотря на печальный конец, это очень светлая книга, — сказал он. — Пока мы читали, матушкин Христос стоял передо мной как живой. Никогда не встречал ни в одной книге такого удивительного героя. Интересно, как это удалось четырем авторам сохранить единство в Его описании? Судя по стилю, они все четверо были такие разные.

— Я думаю, что знаю ответ, — задумчиво сказала Дженни.

— И что же вы думаете, Дженни? — спросил доктор.

— А все очень просто: эти люди, Матфей, Лука, Иоанн и Марк, записали то, что сами видели или слышали от верных людей. Я думаю, что Христа нельзя выдумать, Его можно только описать. Вот и Ланс говорит, что ничего подобного не встречал в других книгах. А он, наверное, сто книг прочел!

— Да, ничего подобного я в книгах не встречал.

— А в литературе были попытки создать подобный образ, — сказал доктор, — но они никому не удались. Ланс, вам не случалось читать русского писателя Федора Достоевского?

— В библиотеке на моем острове есть несколько его книг.

— Роман 'Идиот' читали?

— Читал. Вы думаете, доктор, что Достоевский пытался наделить своего князя Мышкина чертами Иисуса Христа?

— Несомненно. Как вы считаете, ему это удалось?