«Картье» и серебряный браслет от «Тиффани». Кое-кто был этим весьма удивлен, можешь мне поверить. Джейми в своем репертуаре – думаю, Ангел, ты со мной согласишься, – жутко убивалась из-за поведения этой твари. Она всегда убивается – правда, уже потом. Причем ей жаль не себя, а тех, кому за нее больно. Да, я очень за нее переживаю. Правда, не так как ты, Габриель. Я не собираюсь ее спасать – вообще никого спасать не собираюсь. Думаете, я бездушный эгоист? Быть может. В отличие от вас, я не из Армии спасения, дорогуши. Мне не нравится, как Джейми над собой издевается, но это ее жизнь, и только Джейми может ее изменить. Я не в праве кого-то осуждать – я сам не идеал. Но я буду присматривать за ней и сделаю все, чтобы она преуспела на сцене – в этом я с вами согласен. Это даст ей в жизни цель и выход творчеству. И, возможно – когда-нибудь – освободит от прошлого… Я не такой впечатлительный, как ты, Ангел: Джейми не мое дело жизни, а мой друг. Вне этих стен у меня своя жизнь, и она касается только меня. Наверное, потому мне и нравится жить с Джейми – терпеть не могу временные пристанища с кучкой шумных, попахивающих кукурузой провинциальных геев, которым всем одновременно потребна ванна. А здесь, может, и трущобы, но меня это устраивает – неким извращенным образом. По крайней мере, здесь мне плевать. Я могу быть собой… Ну все, дорогуши, нашей девочке уже хватило обнажения душ. Я пошел на свою маленькую раскладушку. Я люблю тебя, мой Архангел, люблю до безумия. А ты, Тигровая Лилия, прошу тебя, не волнуйся. Научись принимать то, чего не изменить. Она вернется домой – и ты будешь ей нужна. В отличие от тебя, я не беспокоюсь за жизнь и здоровье Джейми, Габриель. Мне кажется, стать жертвой какого-то маньяка – не ее судьба.

Господи. Никогда не забуду, как просто он это произнес – «жертва какого-то маньяка». Ну да, ведь такие вещи с нами не случаются, верно?

Той ночью я спала с Габриелем. Нет, мы не трахались, но, поверьте, отнюдь не потому, что я строила из себя недотрогу. Ох, блин. Просто сначала ушел спать Мод-жо, потом Гейб, который, как всегда, спал в кровати Джейми, а потом я – после того как умылась и почистила зубы.

И не смогла заснуть. В небе гигантским прожектором сияла луна – огромный белый шар. И светила прямо в голое слуховое окно. Я пыталась считать овец, глубоко дышать, неглубоко дышать – без толку. Попробовала читать – тщетно, сна ни в одном глазу. В голове вхолостую прокручивались ужасы, которые я выслушала, – я окончательно запуталась. Я не знала, что думать и что делать. С одной стороны, мне было отчаянно жалко Джейми. С другой – как ни прискорбно, я размышляла: черт, да на хрена мне все это нужно? Знаю, звучит плохо, но это правда. В наши дни мы все слышали столько жутких историй про сексуальное насилие над детьми, что, как ни страшно, нас этим не удивишь. Если женщина ведет себя как чокнутая – видимо, у нее есть жуткая тайна, надругательство в прошлом, предполагаем мы. С парнями то же самое. С другой стороны – нет, не так. Помню, один мальчик в школе хвастался, что трахал свою сестренку. Мы считали, он болван и, думаю, большинство не поверили. И я тоже. Сейчас верю.

Меня корежило от мысли, что пережила маленькая Джейми. А эти уроды, ее родители! Неудивительно, что мы их никогда не видели, а сама Джейми постоянно про них острила. Защитный механизм. Теперь я понимала, что имел в виду Грэм под «тьмой». Вряд ли он знал всю историю – просто подозревал, что с ее прошлым нечисто. Он – умный человек. А я круглая дура. В мире творились такие жуткие вещи – а я размышляла, какую выбрать помаду или куда отправиться поужинать.

Я жаждала справедливости к Джейми и ко всем пропащим детям. Маленьким живым мертвецам; жалким остаткам пира взрослых каннибалов. Мысль неотвязно вертелась в мозгу. И в то же время я жалела, что на меня обрушили эту дикую правду. Мне было стыдно за свою трусость, но я ничего не могла поделать – только еще больше волновалась.

Я встала, натянула длиннющую футболку и поползла в сортир. Пописала и уже было собралась вернуться на чердак, но подумала, что не хочу спать одна. Хочу, чтобы меня обняли. Ладно, каюсь – хочу Гейба.

Нет, я не упертая продвинутая девица, которой на все плевать, – как бы я ни выглядела. Терпеть не могу хищниц а-ля «Космополитен». Конечно, у меня случаются взлеты, но обычно я ни на кого не вешаюсь. В ту ночь все было по-другому – я пыталась выжить.

Я открыла дверь в комнату Джейми и застыла на пороге, прислушиваясь к ровному дыханию Габриеля. Затем вошла, села на краешек кровати и потрясла его за плечо.

– Чё случилось? А, Лил, что тебе?

– Можно я полежу с тобой? Мне так плохо, я не могу заснуть, Гейб, пожалуйста…

– Какие вопросы, детка, запрыгивай. Давай, залазь и полный вперед в страну снов, малыш.

Он сразу отрубился. Мы лежали ложечкой, и в его объятиях я чувствовала себя как ребенок. Я ощущала его силу, рельеф теплых мышц, сладкий запах кожи – чистый успокаивающий запах здорового мужчины. Как замечательно, что он ненавидит все эти кремы и дезодоранты – я так любила аромат самого Гейба. Его дыхание тоже казалось сладким, а от черных вьющихся волос слегка пахло травяным шампунем.

Да, я влюбилась.

И это катастрофа.

Видите ли, иногда химия не срабатывает – и все тут. Или, может, срабатывает для вас, а для Объекта Воздыханий – ни в какую. И вам этого не изменить. Мой возлюбленный Габриель считал, что я «классный ребенок». И радовался, что у Джейми есть напарница, которой он может доверять. Если я попрошу, Гейб ради меня в лепешку разобьется – я же член его большой семьи. Но любил ли он меня так же, как я его? Нет. Какой смысл обманывать себя – так можно совсем сбрендить. Я видела его девушек – тощих истеричных блондинок с огромными глазами и томными ротиками как нарочно для минета. Сучки до мозга костей, но Гейб свято верил, что с ними просто дурно обходились и вообще не понимали. В любви он – по-своему такой же тяжелый случай, как Джейми. А меня он просто не воспринимал потенциальной парой. И не станет. Кчерту всю эту фигню, что любого мужика можно завоевать – нужно только заявиться в чем- нибудь обтягивающем, надуть губки и швырнуть в него своими стрингами. Такое не катит. Да и не стану я так унижаться – нет, ни за что. Пусть лучше Гейб считает меня маленькой сестренкой, чем озабоченной эмансипе.

Лучше сохранить его дружбу и жить с разбитым сердцем. Я лежала в его объятиях и чувствовала, как внутри распускается черный цветок боли. Я смирилась и расслабилась, и наконец ночь закрыла мои глаза. Если я и рыдала, то только во сне – а это не считается.