одиночку. И забавлялся, не произнося ни слова, лишь лениво кивая на фразу, торопливо повторенную на трех языках. Наконец вежливый гость сел, поклонился щедрому столу, обнял пиалу ладонями и поднес к губам. Само собой, догадка застигла его очень некстати, – на первом же глотке, дав новый повод к улыбке. Горячий чай облил рукава. Вэрри торопливо вытер ладони и отставил напиток.
Незнакомых людей в этом мире сколько угодно.
А вот незнакомый айри такого возраста может быть только один.
– Назовешь Великим – шею начищу, – весело предупредил тот. – Дан, это одно из моих прежних имен, вполне сносное.
– Шутки у тебя… Дан.
– А что мне, огнем плеваться, чудеса ради знакомства творить? Или ты дракона ждал увидеть? Так я крупноват для нормальной беседы, знаешь ли, – почти сердито ответил Великий. – Сам не совсем уж мальчик, должен думать быстрее, вот и не будет мне так весело, а тебе – неловко. И нечего глазами гневно сверкать, ты меня звал. Год в ухо каждое утро шелестел! Это утомительно, ведь одно и то же, без вариантов, слово в слово…
– Вот и выполнил бы, – окончательно рассердился Вэрри.
– Ну всё у тебя просто! – Усмехнулся дракон. – Ее, будет тебе известно, зрение с ума сведет, тем более вот так запросто возвращенное. Сперва болью, потом невозможностью найти соответствие привычного знания о предметах и людях их внешнему зримому облику. И что окажется страшнее, даже мне неведомо. Я ведь не Бог, а всего лишь очень старый дракон, который кое-чему научился. Ты попросил, ты и возвращай, тоже кое-что можешь, вот и привыкай сам исполнять, пора. Нечего на иных посильные дела переваливать. Ведь начал уже, и в главном разобрался. Глаза ты ей подобрал отменные, даже весьма красивые. Пусть такие носит пока, привыкает. А потом пройдет второе посвящение снави. Выловишь ее из Радужного.
– И?
– Нет бы молча старика послушать, не торопя, – лениво сощурился Великий без тени огорчения. – Она тебе не чужая. Бери ее боль, а ей отдай свое умение видеть. Отлежишься, не помрешь, заново научишься различать мир. За все надо платить. Честно оплатишь – видеть сможет не хуже айри. И учти, пока она будет без сознания, ее надо отвезти к мамке. А ты болей один, нечего девочку донимать наново ценой за ее хорошенькие глазки. Всё понял?
– Нет конечно, но буду думать.
– Именно, дело не вредное. Я твою Миру давно знаю, ей и шести лет не было, как повстречал. Может, рассказал бы поподробнее, будь у нас время. Но его нет, малыш. Я почему здесь тебя жду? В сорока верстах поворот на Карн. А тебе надо не туда. Бери восточнее, к Золотому морю. Не то пока поймешь, что стряслось, будет поздно. Обидят Миру. Сильно и очень хитро. А ты себе не простишь. Всего-то раз опоздал ко дню рождения, а жизнь ее начисто сломана. И Захра не простит, тоже единожды расплакалась не вовремя. И Деяна… да не сиди сиднем, седлай коня. Отдохнул он уже, это я обеспечил, так и быть.
– На байгу подалась? – похолодел Вэрри, торопливо набрасывая попону и расправляя ее. – Отлуплю!
– Сомневаюсь, хотя стоило бы, тебя самого и троих перечисленных – Миру, Захру и Деяну, скопом. Скачи на зеленые луга рода битри. Актама обрядишь в доспех, отобьешь Норима у мерзавцев и дашь обоим лошадкам гулять там по своему усмотрению. Эти кони прочее без тебя сделают. Возьми любого иного оседланного взаймы и скачи к белой кибитке. До второго заката от этой ночи, ты меня понял? Вот наглец, не дослушал… То в ухо шумит, то уезжает, не простившись… мальчишка.
Пожилой айри улыбнулся, аккуратно протер и убрал пиалы, свернул кошму, подозвал верблюда. Костер уже исчез, как ненужная более декорация. А когда Вэрри виновато обернулся, чтобы хоть махнуть на прощанье, не было и самого Дана. А звезды сияли ясно, их более не пугало сыростью шальное облако.
Все, что Миратэйя помнила из раннего, до встречи с Амиром, детства – это боль и голод. А еще темноту. Потому что в ее понимании светом и теплом было отношение окружающих, а в смешанном селении арагов, илла и брусов близ караванного пути маленькая слепая девочка оказалась совершено никому не нужна. Семья от нее отказалась, назвав «бесовым подкидышем». Соседи брезгливо сторонились грязной и странноватой оборвашки.
В тот день она сидела возле двери сарая совершенно без сил. Корова трактирщика, отбившаяся от стада и потерявшаяся, вернулась недоенной, с опухшим воспаленным выменем. Смур привычно позвал ее, «слепуху», которой и платить не надо. Всё из одной глупой жалости сделает, без оплаты, за «спасибо» да кусок хлеба, и то – если не запамятуют поблагодарить да отрезать от краюхи. А коли и хлеба жаль, довольно пригрозить, что больную скотинку живодер охотно заберет. И посетовать, как будет трудно телят без мамки выхаживать…
Корова довольно хрустела недозрелой свеклой, она уже была вполне здорова и даже сыта. А Мира сидела под стеной, устало к ней привалившись, дрожащая от голода и донимающего который месяц кашля, привязавшегося в зиму. Еще бы – нормальной одежды ей никто не давал, а про сапоги и говорить нечего. Девочку бил озноб и она куталась в драную рубаху, пытаясь сберечь хоть крохи тепла. Мерзла и вздрагивала в тяжелом полузабытьи. Для нее не было четкой грани яви и сна. Чтобы попасть туда, не надо даже веки прикрывать, – их тоже толком-то нет.
Она потому и не поняла, когда Он появился и где – во сне или наяву.
Подошел, присмотрелся, сердито покачал головой. Она воспринимала его действия и намерения очень ясно. И потому сразу догадалась: это не человек. Люди не умеют говорить с ее сознанием без слов и не могут смотреть на маленькую слепую как на равную и достойную внимания. А Он – мог и смотрел. И еще Он странным образом чувствовал вину за ее усталость, неустроенность и голод.
Сел рядом, и ей сразу стало куда теплее и лучше. Задумался, уверенно взъерошив светлые волосы и устроив щуплые плечи под своей большой сильной рукой. Потом кивнул и заговорил. Словами, как обычный человек, но ему было куда легче верить. Потому что она знала и разбирала то, что скрывалось от слуха прочих. Силу странного существа, в котором яркая и теплая душа, подобная солнечному свету, соседствовала с рассудком, спокойным и обстоятельным, как тихий вечер.
– Ладно, что есть – то есть, отсюда и начнем, – виновато вздохнул Он. – Трудно тебе?
– Ничего, я не жалуюсь, – утешила его Мира. – Просто счастье мое где-то запропало, так бывает. Найдется, не расстраивайся.
– Знаю, но я всё равно расстроен. Зато, в общем-то, даже догадываюсь, как его надо искать, – кивнул Он. – Нечего тебе делать в гадком селении, добра не помнящем. Есть другие места и иные люди. Во-он там, на дороге, появился караван. Слышишь?
– Большой! – Подтвердила Мира. – Такие к нам и не заходят.
– Этот зайдет, – сообщил без тени сомнения собеседник. – Его ведет очень хороший человек, дабби Амир из рода Багдэш. Дабби – это звание, вроде старосты. Означает его право и умение выбирать тропы. Не все купцы – дабби, многие проводников нанимают. Но этот и торговать умеет, и о людях своих заботится.
– Амир – имя? – Уточнила она.
– Имя, правильно. Я покажу тебе его. Смотри.
Теперь уже обе руки незнакомца лежали на ее плечах. И вместе они
– Он подъедет сюда, – продолжил с прежней неколебимой уверенностью собеседник. – Ты дождись и скажи, что желаешь уйти с его караваном, что умеешь лечить скот и даже людей. И что дома тебя не ждут. Поняла?
– Да кто возьмет в дорогу невесть кого, из чужого рода, без этой… рекомендации? – Вспомнила Мира сложное слово, не раз произносимое в трактире купцами, – Так не бывает!
– Не спорь со мной, глупый ребенок! – Рассмеялся странный советчик. – А то снова свое счастье упустишь. Удача вообще не любит лишних сомнений. Мне пора. И не переживай, всё станет хорошо. Я буду
