– Тогда ты уедешь, – признал Гюнтер.
– Этой осенью мне сделали сорок семь предложений, – прищурилась Геро. – Твое – в десятке лучших. Но ты прав, я уеду. Не люблю зиму, не люблю патриотов с оловянными глазами и этот ваш порядок, везде и всюду, по поводу и без.
Гюнтер поцеловал бронзовые волосы на макушке. Обнял узкие плечи и задумался. Нелепое существо, более всего похожее на бабочку-однодневку. Красивое, неглупое, желающее создавать вокруг себя праздник и бессильное противостоять зиме.
– Уезжай. Геро, завтра утром я отведу тебя к фон Нардлиху. В Ликре зимы холодные, зато шубы теплые. И порядка у них куда меньше, тебе понравится.
– Голем! – возмущенно вспыхнула девушка, ударила кулачком в живот и попыталась вывернуться.
– Сегодня не отпущу, – сразу предупредил Гюнтер. – Завтра куплю билет и посажу на поезд. Визы для студентов обмена не требуются, к тому же у Аттики с Ликрой наилучшие отношения и твой паспорт все решает.
– Ты железяка бездушная! Ты…
– Я делаю все необходимое, чтобы ты не оказалась на моем пути к цели, – ровным голосом сообщил Голем. – Еще вина?
– Да. Сволочь ты. Много вина. Что я, трезвая, буду делать тут целую ночь? Ты же скучный. Ты слышал? Ты скучный и смеяться не умеешь, ты ругаться не в состоянии, ты даже злиться себе не позволяешь. Ты тварь клыкастая в строгом ошейнике!
Стилет впился в предплечье, Гюнтер сжал зубы и с легким недоумением осмотрел узкое жало лезвия, торчащее из-под рукава рубашки, мокнущего пятном крови. О том, что для женщин Аттики ношение оружия – традиция, а тем более для знатных женщин, он, само собой, читал и помнил. При всей нищете рода Геро имя ее предков было не самым безвестным. И обращению с оружием вздорную девицу учили усердно. Это немного успокаивало. Гюнтер пошевелил рукой, пытаясь сообразить, как бы поудобнее достать стилет, поскольку удар нанесен со спины и рукоять расположена неудобно. Помощи ждать не приходится: сама Геро уже убежала с кухни и рыдает в комнате, швыряется вещами и шумит на родном наречии, упоминая немало слов, знать которые при ее происхождении не полагается.
Перевязка отняла довольно много времени. В комнате уже стало тихо, и Гюнтер заподозрил, что Геро сбежала. Начудила достаточно и, увы, снова сгинула.
Курсовые валялись на полу, старательно затоптанные. Книги тоже валялись. И вещи. Голем вздохнул, смел все в кучу и принялся разбирать кровать. После визитов Геро уборка всегда бывает длительная, а за ней следует переезд. Куда теперь? Наверное, пора принять приглашение фон Нардлиха и поселиться в главном здании университета. Ректор с недавних пор предпочитает держать под наблюдением своего помощника.
Гюнтер устроился под тонким одеялом и прикрыл глаза. Что такое бессонница? Он знает. Бессонница – неизбежное состояние после разговора с Геро.
Входная дверь оглушительно хлопнула. Порыв ветра колыхнул занавеску.
– Двигайся, сволочь. – Все тот же голос, и опять нет сил спорить. – Я тебя ненавижу.
– Это определенно не то же самое, что сказать «нет», – заинтересовался Гюнтер.
– Я пришлю тебе открытку со своей свадьбы из Ликры, – зло пообещала Геро. – У меня будет платье из белого соболя.
– И тот же самый стилет?
– Я вернулась только за курсовыми!
По опыту общения с Геро было очевидно: дальше спорить нельзя. Стоит сказать, что курсовые в куче мусора, а тут их точно нет, – расплачется всерьез и уйдет. А куда? Ночь, на улице малолетки в подкованных высоких ботинках… Запах духов выветрится слишком быстро. И так его, напоминающий лето, больше не доведется услышать, впереди холода, короткие дни и пустота серых сумерек. Ликра – странное место, неорганизованное и нелогичное, но там Геро наверняка не будет холодно даже зимой…
Утром ректор фон Нардлих с большим недоумением выслушал доводы, зевая и хмурясь. Покосился на Геро. Подписал документы, и едва ли не самая бесталанная студентка Дорфуртского университета отправилась изучать акустику и вокал в Ликру. На вокзал ее повез личный шофер ректора, и билет ей купили за счет фон Нардлиха.
– Я сделал то, чего эта бестолочь ни на миг не заслуживала, – поморщился ректор, с любопытством изучая каменно-спокойное лицо помощника. – Но я желаю в оплату явного подлога получить объяснения. Настоящие.
– О чем?
– О реальной причине ее бессмысленной поездки. Не делай оловянных глаз! При моих способностях пси терпеть твою показную глупость отвратительно и тягостно.
– Три дня назад она пела на вокзале, точное время семнадцать сорок две, я все проверил. Опознала прореху в картине мира, так она это назвала.
– Повтори дословно. – Ректор чуть заметно побледнел. – Это то, о чем я думаю?
– Я полагаю, у нее немного шансов выжить здесь. И чуть больше – доехать до Ликры. Я уверен, это именно то, о чем вы думаете, герр Нардлих. Она сказала так: «Прошлое в ответ промолчало. А он вроде бы на миг обозначился. Не такой, как остальные. Он услышал и закрылся. Эхо не пришло», – дословно повторил Гюнтер услышанное от Геро.
– Если бы это был джинн, на второй запрос он бы вынужденно откликнулся, – почти нехотя отметил ректор. – У Геро не отнять ее обаяния, простое любопытство вынудило бы гостя подойти ближе и проявить себя.
– Если он не счел ее действия осознанным поиском. Ловушкой. Либо он имел больше таланта, чем прочие, и смог заблокировать воздействие, не отозваться. Во втором случае речь идет о человеке, которого и человеком-то называть едва ли правильно. Он не более чем тень. Мы о нем не знаем ничего, но благодаря Геро мы выяснили: он прибыл в Арью.
– Ты повторяешь сплетни и глупые легенды, – поморщился ректор. – К тому же в твоей логике есть изъян. Либо прибыл, либо, наоборот, покинул страну. Иди. Я учту сказанное и предусмотрю меры безопасности.
– Визит не отменяется?
– С чего бы? Удача на то и существует, чтобы силки рвались. Иди.
Ректор оставался для своего помощника не меньшей, надо полагать, загадкой, нежели сам Гюнтер – для ректора. «Иди» – и все. Словно обозначившаяся, едва различимым бликом мелькнувшая у поверхности омута событий спина самой крупной хищной рыбы не имеет ни малейшего значения. Конечно, фон Нардлих в омуте тоже не плотва и не карась. Если продолжать аналогию, он – сом. Сидит в норе под корнями университета, в своем надежном логове, известном ему до последней щели и самого малого камешка дна. Не подступиться к нему. Зато он видит, слышит и анализирует. Не мог не отметить: Арья взбаламучена сильно, даже слишком. Гюнтер, имея куда меньше возможностей для анализа, читал газеты, слушал радио, недавно сделавшееся модным и повсеместным. Ловил недосказанности и намеки. Даже не будучи ректором, он знал, что Арья пребывает в натянутых отношениях с Аттикой и спор носит религиозный толк, хотя за этим фасадом скрывается иное: Аттика не прямой, но вероятный союзник Ликры, при всех различиях в толковании священных текстов и несогласии по вопросам теологическим. Аттика не одобряет новых воззрений арьянцев и весьма недовольна тем, что священники двух значимых конфессий излишне рьяно поддержали идеи обособления нации и даже косвенно поощряли паству, отрицая вред погромов. Наконец, Аттика всегда имела трения с Ганзейским протекторатом, крупным объединением стран Старого Света и давним союзником арьянцев. Арья, в свою очередь, горячо поддерживает семью ганзейской династии Норбургов, озабоченных сохранением старых порядков в пределах своего государства и готовых подавлять любые попытки изменения и даже сами разговоры об автономии Мадейры. Дошло до того, что племянник правителя Ганзы, имевший собственное мнение по поводу реформ, стал в Арье нежелательным гостем…
