стало так чудовищно пусто и упорядоченно, что пришлось переезжать.

Гюнтер открыл секретер, добыл толстую папку на тесемочках. Подумал, почти виновато пожал плечами. Полез в шкафчик рядом. Не по-рыцарски это – намекать на свой интерес в деле. Но бутыль и бокалы уже отсутствовали. Рыцари не имеют права бороться за свое имущество с прекрасными дамами… Они, бедолаги, обременены долгом и, видимо, не имеют совсем никаких прав.

– Если ты знаешь, что я опять влипла, я гибну и задыхаюсь от слез. – Геро бесшумно подкралась и обняла сзади, скрестила руки на груди и потянулась к мускулистому горлу, в шутку норовя задушить. – Сдавайся! Спасай меня.

Развязав тесемки, Гюнтер выложил на стол три стопочки листков. Горло оказалось отпущено, да еще и в спину пребольно толкнули. Геро взвизгнула от радости и жадно склонилась над бумагами, торопливо их листая.

– Это я еще и не думала сдавать, за это меня выгонят только через месяц, – расхохоталась она. – О мой нержавеющий рыцарь, ты бесподобен.

– Безнадежен, – по мере сил мрачно поправил Гюнтер. – Следовало отдать ценности после торга.

– Ненавижу торгующихся мужиков, – возмутилась Геро. – За три года, увы, я обнаружила в этой непрерывно марширующей стране только одного рыцаря. Настоящего. Но ты такой цельнометаллический, что я не выживаю здесь. Ты всегда в латах, ты даже со мной наедине не поднимаешь забрала. Герметично закрытая личность.

– Когда мне снова придется переехать? – грустно уточнил Гюнтер.

– Не знаю… Откуда я знаю, что буду думать и делать завтра? Сегодня я тебе благодарна. Я потрясена щедростью и желаю пить вино и петь баллады. – Геро рассмеялась снова. – Мне казалось, ты все же меня выставишь за порог на этот раз. Но ты и правда рыцарь. Несгибаемый и беззащитный. Гюнтер, а что будет, если вдруг я встану поперек твоего пути к цели? Ведь у тебя есть цель. Может, я никудышная жрица и даже просто бестолочь, но я пою и слышу отзвук.

– Я постараюсь найти обходные варианты, – честно сообщил Голем, убирая бумаги в папку и бережно завязывая тесемки.

– Положим, их нет. И я стою на пути.

– Это было бы весьма неприятно, – сухо буркнул Гюнтер.

Геро фыркнула, безразлично оттолкнула папку с бумагами, ради которых и явилась сюда. Поправила широкий вырез платья, открывая плечо и роняя длинный шарф на пол. Она всегда носила длинные шарфы. И умела их ронять исключительно артистично. Так, что невозможно не смотреть, как тяжелая тонкая ткань ползет, складываясь в загадочный полупрозрачный узор. Талия Геро по-прежнему умещалась в обхват ладоней. Нелогично и даже несоразмерно. Слишком тонкая, да еще при широких бедрах. Собственно, единственный случай нелогичности, не вызывающий отрицания.

– Почему ты никогда не делал мне предложение? – поинтересовалась Геро, пока ее несли на кухню и устраивали у стола.

– Я знаю ответ.

– Но я его не знаю!

– Отчего же. Ты просто не желаешь знать, тебе нравится свобода. Сейчас, обычное дело, ты видишь то, что тебе угодно, и слышишь то, что приятно уху. Вопрос требуется всего лишь как повод издеваться над глупым, послушным Големом.

– Ну…

Гюнтер вздохнул, наполнил бокалы и осмотрел суфле и франконские шоколадные конфеты, вредные с точки зрения работы желудка и общего тонуса кошелька. На чьи деньги куплено, не стоит и сомневаться… Желание выгнать наглейшую из студенток университета даже не трепыхнулось, давно и надежно задушенное. Голем мрачно уставился в пол. Быть посмешищем? Не он первый, не он последний. Цветок из вазы вполне годится. Встать на одно колено и ублажать это чудовище, от общения с которым нет и капли пользы – только огорчение и осознание своего несовершенства. Им, герром Бримом, можно управлять. Без магии. Потому что к пси-внушению он исключительно устойчив.

– Геро, согласна ли ты…

– Знаешь, ты прав, – почти виновато хмыкнула девушка. – Не согласна. Я вдруг подумала: сейчас ты мне сообщишь о руке и сердце. Все, что следует, о твоих руках я и так знаю. А сердце… Оно есть?

– Скорее всего да.

– Вот-вот, логика снова поперла, – нахмурилась Геро.

Быстро отпила два глотка вина. Сладкого франгосского, хранимого специально для нее. Тот самый сорт, тот самый год. Все точно и безошибочно. И все не то. Девушка посмотрела сверху вниз на своего ценного рыцаря, способного решать проблемы и помогать без всякой платы.

– Между прочим, я кое-что знаю. И мне кажется, это тебе будет полезно. Я – и вдруг приношу пользу. – Она рассмеялась и сползла со стула на пол, ткнула Голема пальцем в живот. – Помнишь, мы с тобой искали сведения о джиннах? Год назад, когда в Ликре разразился скандал и ты вдруг сам явился и попросил пояснить о голосе и тонких деталях соединения компонентов пси со стихийной акустикой.

Голем коротко кивнул. В очередной раз попытался понять: почему ему не противно ощущать себя игрушкой этой бездарной магички, возомнившей себя жрицей? Потому, что она все делает от души и без умысла. Так от этого еще больнее. Потому, что ничего серьезного и не может возникнуть. У него есть цель и дело жизни. Увы, даже такое безупречное и основательное рассуждение не помогает, как помогало обычно, в иных случаях… Потому, что сам он никогда не будет похож на Геро и не станет хотя бы созвучен ее настроению: безразличным к завтрашнему дню, склонным верить в случайности, складывающиеся нехудшим образом, в то, что самый длинный и темный тоннель выводит к свету. Без карты, лампы и веревки, без опыта пребывания под землей – все равно выводит…

Гюнтер попробовал улыбнуться и, как всегда, выделил из темно-бронзовых волос длинную прядь, стал ее процеживать сквозь пальцы, удивляясь тому, что у волос-то есть характер. Упругие они, сворачиваются в кольца и не желают выпрямляться. Геро потянулась к уху, обдавая запахом своих новых духов, таких же терпко-горьковатых, как и все прежние.

– Я на вокзале три дня назад слышала необычного джинна, – мягким, пробуждающим мурашки шепотом сообщила она.

Гюнтер замер. Упрямая прядь выскользнула из ладони.

– Три дня назад. Почему ты не сказала сразу?

– Меня еще не отчислили, – дернула плечом Геро, – и я была не особенно трезва, мы праздновали день рождения. Если я подумаю, то вспомню чей. Погоди.

– Неважно. Что с вокзалом и джинном?

– А, да это я так, удивить тебя хотела, – рассмеялась Геро. – Глупости. Я встречала двоих студентов из Аттики, по обмену. Они опоздали к началу учебного года…

– Знаю, поезд через Мюнтель, Ганза, прибытие в семнадцать тридцать пять, – быстро кивнул Гюнтер.

– Я их встретила и побежала купить конфет, пока эти недотепы возились с багажом. Было солнечно, душа пела, и я вздумала проверить одно созвучие. У вокзалов тоже есть история, я решила считать след. – Геро округлила губы и выдохнула звук, низкий, вибрирующий, волнующий душу и действительно порождающий порыв эмоций и воспоминаний. Насмешливо проследила, как моргает Гюнтер, пытаясь вернуть пошатнувшуюся трезвость рассудка. – Тот звук был сильнее – место людное, петь не запрещено. Прошлое в ответ промолчало, зато он вроде бы на миг обозначился. Не такой, как остальные. Он услышал и закрылся, эхо не пришло. Понимаешь? Откликнуться мог бы, если верить нашим изысканиям и домыслам, только джинн, но заметить и закрыться – это совсем странный джинн. Сильный или, наоборот, бездарный. Он сперва проявился, а затем сгинул, как тень.

– Как небольшая прореха в общей картине, – задумался Гюнтер.

– Именно. Год назад мы искали и ожидали совсем иного. Не знаю даже, с чего я взяла, что это был джинн. Я спела еще раз, и все было полноценно и равномерно. Какой-то дурак полицейский подошел и потребовал прекратить шум. Ну, потом он мне и купил конфеты, – подмигнула Геро. – Глупости. Ты же знаешь, во мне магии маловато. Меня давно бы надо отчислить.