самолета.

— А вот док Ли… У него недостаток в рабочей силе на строительных работах, и он не слишком внимателен к своим рабочим… Верно, док?

— Верно… немного есть таких же вещей в моем собственном прошлом, которые я хотел бы позабыть…

— И я… — говорит молодой человек… — Я был третьим помощником капитана на «Титанике». Запрыгнул в первую же спасательную шлюпку, нацепив женскую одежду. Возникли, правда, некоторые проблемы, когда бабы распознали меня, но с Божьей помощью и с помощью автомата мне удалось их решить…

— Я получил место в верховьях реки в Малайе в качестве надзирателя за бригадой из сотни кули, которые должны были под моим руководством строить железную дорогу… но железная дорога так и не была достроена…

Голос рассказчика, которого мы видим распаковывающим вещи в бунгало, рядом с ним стройный юноша-малаец. Джеймс Ли вынимает аптечку, которая представляет собой большой врачебный саквояж. Он извлекает бутылочки, трубки, шприцы и раскладывает их на столе, а Али тем временем вытаскивает из чемоданов костюмы, противомоскитные сетки, винтовки и консервы.

— К тому времени у меня сложился удобный режим из четырех инъекций морфия вдень в смеси с кокаином, шесть трубок опиума перед отходом ко сну и гашиш в течение всего дня, чтобы не угас аппетит и чтобы сексуальное желание поддерживалось на должном уровне. Того же режима, естественно, держался и Али, мой слуга…

Ли и слуга раздеваются и после серии продуманных инъекций занимаются любовью.

— Кули жили в Бонгсале — огромном помещении, напоминавшем цирковую арену, на которой размещались кровати, палатки, отдельные кабинки, коврики и различные приспособления для приготовления пищи. А так как в округе на расстоянии сотни миль не было ни одной женщины, то там царили другие пороки…

Джеймс Ли осматривает Бонгсал в дымке гашиша и опиума.

— Я обнаружил, что многие мальчишки состояли в рабстве у клики татуированных гангстеров из Сингапура, которые торговали ими направо и налево и проигрывали в карты. Я решил прекратить эту порочную практику.

Сцены с проигрыванием мальчиков в карты и т.п.

— В соответствии с принятым решением, когда в деревню прибыл странствующий палач, я заплатил ему крупную сумму и предъявил обвинение главарям, которых тут же на месте и обезглавили…

Ребята бросаются к месту казни и катаются в крови преступников.

— Освобожденные от любого принуждения, мальчики сами стали себе хозяевами, и теперь в Бонгсале стали устраиваться еженощные оргии.

После завершения дневной работы и купания в реке кули собирались в Бонгсале для приготовления пищи, стирки белья, курения опиума и гашиша. Проходило немного времени, и юноши сбрасывали с себя одежду…

Обнаженный юноша танцует под звуки барабанов и флейт.

— Когда я вошел туда вместе с Али, то, что мы увидели там, было просто неописуемо…

Джеймс Ли входит в Бонгсал со своим саквояжем.

— Пока я пробирался сквозь толпу обнаженных мужчин и мальчиков, ласковые руки сняли с меня всю одежду. Единственное, чего я не уступил им, был мой чемоданчик с лекарствами, и вскоре я сумел им неплохо воспользоваться. Я заметил двух совокуплявшихся юношей, которые никак не могли достичь оргазма из-за передозировки опиума. Ловким движением руки я ввел гран кокаина в ягодицу одному из парней, а второму туда, куда удалось попасть…

Юноши буквально оживают. Взгляды окружающих прикованы к ним. Один из парней заливает спермой Джеймса Ли, который сидит на плетеном стуле обнаженный с открытым чемоданчиком.

— Я стал раздавать конфеты из айяуаски [45], которые привез из Бразилии, вместе с гашишем, куда добавил специальные раздражители, вызывающие красноватую эрогенную сыпь на гениталиях и в анусе. При этом в мозгу, охлажденном прохладой голубоватого спокойствия айяуаски, проносились сексуальные образы. Вскоре ребята начали, подобно животным, рыскать в поисках сексуальных удовольствий, совокупляясь повсеместно под взглядами мастурбирующих наблюдателей. Громадное помещение было пропитано ароматами спермы, ректальной слизи, пота, гашиша и опиума. Я и сам недолго оставался в стороне, и меня оттрахал в задницу рыжеволосый малайский мальчишка, в жилах которого, вне всякого сомнения, текла кровь какого-то моряка. Я чувствовал, как мне улыбается лицо юного матроса, когда кончал перед сотней моих кули в чистом бесстрашном голубом пламени айяуаски, приправленной гашишем, сдобренной опиумом и доведенной до совершенства кокаином.

Меня стали почитать там за святого, и в Бонгсале воцарился мир. Когда время от времени вспыхивали драки, я сразу же вводил обоим их участникам морфий. Мы занялись разведением растений, необходимых для производства кокаина и морфия. Мы с Али тоже перебрались в Бонгсал, разместили там кровать и мебель, устроив небольшой уголок Англии с моими семейными фотографиями и школьным флагом. Бонгсал превратился в небольшой городок под одной крышей с кабинками, приспособлениями для приготовления пищи, скамьями, гамаками, ручными попугаями, обезьянами и шакалами.

Я позаботился о том, чтобы организовать там что-то вроде режима. Прохладные голубые ночи айяуаски с нежными и томными совокуплениями под музыку флейт чередовались с дикими громоподобными ночами гашиша и кокаина, электрическими разрядами пронзавшими атмосферу Бонгсала, когда все трахали друг друга под исступленную музыку, а потом с простыми спокойными опиумными ночами, когда каждый делал то, что хотел.

Как видите, моя система строится на чередовании используемых наркотиков, тот же самый принцип я применяю и к любому другому виду деятельности. Те, кто хоть однажды пережили вершины сексуального удовольствия, будут стремиться достичь их при любой возможности, из-за чего вскоре истощат свои психологические и физические ресурсы, а ощущения, которых они взыскуют, быстро притупятся. Поэтому после напряженной оргии на следующую ночь я делал каждому большую инъекцию морфия и продолжал их делать в течение нескольких ночей подряд, постепенно смягчая эффект кокаином, чтобы предотвратить возможные в таких случаях запоры и состояния, подобные летаргии, затем переходил к гашишу, пока мой пациент полностью не восстанавливал форму.

— Нам удалось растянуть строительство железной дороги на пять лет, и это были по-настоящему счастливые годы.

С раннего детства Джерри был большим трусом. Он не мог вынести никакой боли. И становился вдвойне уязвим из-за своей любви к удовольствиям самого разного рода. Он любит конфеты, мороженое и хорошую еду, а, если ему приходится ждать еды лишних пятнадцать мнут, весь рот у него переполняется слюной, а в животе начинается громкое урчание. Подростком он не мог контролировать свои эрекции, из-за которых частенько попадал в неловкие ситуации. Однако упомянутая неловкость с лихвой компенсировалась неописуемым удовольствием самопроизвольного оргазма.

В первый раз это случилось при участии директора той Академии, в которой учился Джерри. Директор только что отобедал у Клейтонов. Мамы и папы Джерри нет дома. Джерри сидит вместе с директором в гостиной, чувствует себя крайне неловко, пытаясь завести разговор с гостем. Директор некоторое время молча смотрит на него и вдруг произносит:

— Я бы хотел увидеть тебя обнаженным, Джерри.

Джерри ощущает внезапную слабость. А вдруг это произойдет? Он знает, что это обязательно произойдет.

— А, хорошо… Там, у меня в комнате?