По пути к желанному пиву нам попалось несколько ларьков, и верная себе Сьюзан останавливалась у каждого. Большинство торговцев продавали двухкилограммовые пакеты кофе, видимо, местного производства. Другие – ананасы и овощи. Еще торговали военными сувенирами, в основном всяким хламом из медных снарядных гильз, который пытались превратить в украшения. Я заметал 105-миллиметровую медную гильзу, в которой рос цветок, – сложный, противоречивый образ, если именно такой задумывая автор. Были тут вазы из гильз крупнокалиберного пулемета и кружки из трубы гранатомета, к которой приделали ручки.
– Откуда все это барахло? – спросила Сьюзан.
– Из Соединенных Штатов Америки, – ответил я.
– Боже, но его так много!
– Осада продолжалась сто дней. Артиллерия славно поработала.
Сьюзан подошла к прилавку с обломками оружия: пластмассовыми прикладами от винтовок 'М-16', чеками, снятыми с ручных гранат, картонными телескопическими трубами от легких противотанковых ракет 'М-72' и тому подобным. Тут же валялись пластиковые солдатские фляги, ремни, подсумки, ножны, пряжки и прочие археологические свидетельства того, что здесь некогда воевала армия. А теперь – сувениры на продажу тем, кто остался в живых и хотел привезти домой кусочек ада.
Сьюзан спрашивала меня о назначении каждого предмета. Я отвечал и добавлял: 'А где холодное пиво?'
– Подожди, а вот это что?
– Как ни странно, чехол от саперной лопатки. Он крепится на ремень, а лопатка держится внутри.
Сьюзан положила чехол и перешла к другому лотку, где семья горцев торговала своими поделками.
– Пол, ты знаешь, что это за племя?
Торговцы были в ярких красных с синим украшенных вышивкой одеждах; женщины заплетали волосы на макушке в большой пучок и перевязывали ярким шарфом. В ушах дамы носили огромные кольца и курили длинные трубки.
– Мне кажется, они из Калифорнии, – предположил я.
– Все смеешься! Из какого они племени?
– Откуда, черт возьми, мне знать? Горцы, и все. Спроси у них сама.
Сьюзан обратилась к старухе и удивилась, что все торговцы говорили по-вьетнамски, хотя признала, что ей их трудно понимать.
– Ну и что из того? – пожал я плечами – Я и тебя-то с трудом понимаю.
Вокруг нас собралась вся семья: женщины пыхали трубками, мужчины курили сигареты, и все одновременно болтали. Обсуждали повязанный на шее Сьюзан шарфик таой и показывали свои, более яркие. Но вдруг перевели взгляды на меня, и я догадался, что Сьюзан им сообщила, что я здесь не впервые.
Ко мне подошел маленький старичок с кривыми ногами в перевязанном кушаком оранжевом балахоне. Взял меня за руку и заглянул в глаза. Его руки и лицо были сплошь в морщинах, как плохо выделанная кожа. Он что-то пытался мне объяснить.
– Он говорит, – перевела Сьюзан, – что был американским солдатом.
– Неужели? Но он как будто не подходит по росту для строевой службы?
Старичок продолжал говорить, а Сьюзан переводила:
– Он воевал на стороне американцев... с 'зелеными беретами'... был с ними семь лет... они ему хорошо платили... дали отличную винтовку и нож. Он убил много, очень много. Ты слышишь, он говорит по- французски: 'Beacoup, beacoup'?
– Beacoup, beacoup! – повторял старик и при этом резко взмахивал рукой, будто резал глотку врагу.
Я повернулся к Сьюзан.
– Спроси, его винтовка все еще у него?
Старик выслушал вопрос, посмотрел на меня и едва заметно кивнул.
Невероятно сморщенное лицо, щелочки-глаза. Мы стояли на площади Кесанга и держались за руки. Было ли у нас что-то общее? Ничего, кроме того, что мы воевали на одной войне, которая могла никогда не вспыхнуть.
– Он спрашивает, – перевела Сьюзан, – не знаешь ли ты капитана Боба, который был его командиром?
– Скажи ему, – ответил я, – что я как-то встретил его в Америке. Капитан Боб живет хорошо и всем рассказывает о своих храбрых горских стрелках.
Старик поверил всему. Он еще крепче сжал мои руки, а потом взял с лотка бронзовый горский браслет и протянул мне. Такие браслеты они продавали. Но если человек нравился или если он был храбр, они могли подарить. Он защелкнул тонкий браслетик на моем левом запястье, отошел на шаг и отдал мне честь. Я ответил тем же.
Вокруг нас собрались несколько американцев и десяток вьетнамцев. Последние были явно раздосадованы.
– Поблагодари его, – попросил я Сьюзан. – И скажи, что мы с капитаном Бобом вернемся и организуем новую горскую армию.
Сьюзан что-то сказала старику. Он улыбнулся, и мы пожали друг другу руки. А ей внезапно потребовалось целых шесть платков и цветных кушачков, и впервые во Вьетнаме Сьюзан не стала