Я отступил в сторону, споткнулся и упал. Вьетнамец хотел ударить по ногам, но я увернулся, и он рубанул по земле. Я тут же вскочил и отбил лопаткой новый удар. А затем, наподобие апперкота, двинул ею вверх по касательной в челюсть. Хорошо отточенное лезвие срезало кровавый ломоть мяса, и противник на мгновение оглушенно застыл.

Мне только этого и надо было – я взмахнул лопаткой, как бейсбольной битой, и почти отхватил ему правое запястье. Мачете вырвалось из руки и отлетело в сторону.

На этом можно было бы закончить рассказ, но я продолжал:

– Он стоял передо мной – игра была кончена. Я мог взять его в плен, мог отпустить или убить саперной лопаткой. Он стоял и смотрел на меня: вместо челюсти кровавое месиво, запястье на волоске. И что же я сделал? Вытащил свой десантный нож. На секунду в его взгляде промелькнул испуг. Затем он стрельнул глазами в сторону лежащего на земле мачете и потянулся за оружием. Я ударил его по голове, но он все тянулся к рукоятке. Тогда я взял его за волосы и, запрокинув голову, полоснул по горлу. До сих пор не могу забыть ощущения перерезаемых дыхательных путей и шипения выходящего воздуха. Я пересек артерии, и мне на руку хлынула струя крови. Я выпустил его волосы, но он продолжал стоять. Смотрел на меня, и я видел, как жизнь меркнет в его глазах. Но мы не отводили друг от друга глаз до тех пор, пока его ноги не подкосились и он не упал ничком на землю.

Я старался не смотреть на Сьюзан.

– Тогда я вытер нож о его штаны, пристегнул к поясу лопатку, вложил нож в ножны, подобрал винтовку и каску и пошел прочь. На краю оврага стояли два парня из моей роты, которых послали за мной. Они кое- что видели. Один из них взял у меня винтовку и сделал три пробных выстрела. 'Оружие в порядке, Бреннер', – сказал он. Оба еще долго косились на меня. Да, мы все были немного не в себе. Но то, что случилось со мной, было уже слишком. И я это понимал.

Я старался припомнить, что было дальше.

– Один из моих товарищей подобрал автомат вьетнамца. 'У косоглазого был полный магазин, – сказал он. – Как, черт возьми, тебе удалось сойтись с ним врукопашную?' Я не ответил. А другой похлопал меня по плечу: 'Бреннер, ты должен стрелять в этих мудаков, а не резаться с ними на ножах'. Оба рассмеялись. Потом один из них подобрал мачете. 'Отсеки голову, а то никто не поверит в это дерьмо'. И... я отсек. Товарищ присоединил штык к моей винтовке, нанизал на нее голову и подал винтовку мне...

Я посмотрел на Сьюзан и продолжал:

– Мы возвращались в роту и несли на штыке голову. И когда подходили к нашим позициям, товарищ закричал: 'Не стреляйте! Бреннер взял пленного!' – и все засмеялись. Все хотели знать, как это произошло. А один солдат срезал бамбуковый ствол и насадил на него голову. Потом я все рассказал капитану и тем двоим, что меня нашли. И был явно не в себе – все смотрел на голову, которую носили на шесте. В тот же вечер меня перебросили на вертолете в базовый лагерь. Вместе с головой. И ротный писарь выдал мне трехдневный пропуск в Нячанг. – Я посмотрел на Сьюзан. – Вот так я очутился в Нячанге на побывке.

Мы со Сьюзан молча спустились к реке и там проверили, нет ли на нас пиявок. На Сьюзан ничего не оказалось, а я нашел на себе древесного кровососа, который уже начал раздуваться.

– Закури, – попросил я. И когда она разожгла сигарету, научил, как прижечь пиявке хвост, но так, чтобы не подпалить меня. Сьюзан поднесла сигарету к кровососу, он отвалился, она сняла его с моей спины и с возгласом отвращения отбросила в сторону.

– У тебя течет кровь. – Она приложила к укусу ткань и держала, пока ткань не пристала. Мы сидели на камне у воды и молчали.

– Дай затянуться, – попросил я.

Сьюзан подала мне сигарету. Я набрал полные легкие дыма, закашлялся и отдал сигарету ей.

– Курить вредно.

– А кто говорит, что полезно?

Мы сидели и слушали, как журчит вода. Сьюзан докурила и спросила:

– Ты как?

– Нормально. – Я подумал и добавил: – Многие ребята, которые здесь побывали, могут рассказать истории похуже... я сам видел вещи пострашнее... но в этой рукопашной что-то было. Я до сих пор ощущаю запах того вьетнамца, вижу его лицо, чувствую в руке его волосы и нож, который режет ему горло...

– Договаривай.

– Потом я жалел, что убил его. Знаешь, он должен был жить. Как побежденный воин, который проявил мужество.

– А он бы оставил тебя в живых?

– Нет. Но мне не следовало отрезать ему голову. Достаточно было уха или пальца.

Сьюзан закурила новую сигарету.

– Не это тебя беспокоит на самом деле.

Мы встретились глазами.

Я долго смотрел на воду и наконец произнес:

– Я боюсь себя.

Она кивнула.

– Не понимаю, откуда это в мне.

Сьюзан бросила окурок в реку.

– Оттуда, куда тебе не надо больше возвращаться.