– Вы хотите посетить определенную деревню. Так?

Я кивнул. Анх высыпал передо мной горсть нечищеных орешков.

– Она на крайнем севере Северного Вьетнама.

Не повезло. Я продолжал надеяться, что пункт моего назначения находится на территории бывшего Южного Вьетнама, где-нибудь поблизости. Но ведь Тран Ван Вин – солдат северовьетнамской армии. Так чего же я ожидал?

Анх сделал вид, что читает мой путеводитель, а сам говорил:

– Это маленькая деревня, и ее нет на картах. Но я хорошо, хотя и незаметно, поработал, и, думаю, это то самое место, которое вам нужно.

– А если нет?

Он прожевал несколько орешков.

– Я обменялся факсами кое с кем в Америке. Ваши аналитики считают, что деревня, которую я обнаружил, – то, что вы ищете. Сам я на девяносто процентов уверен в своей правоте.

– Высокая точность, если учесть, что это работа на правительство.

Анх улыбнулся:

– Этот район посещает очень немного людей с Запада. Вам надо иметь вескую причину, чтобы туда попасть.

– Личную?

– К счастью, – продолжал Анх, – рядом с этой деревушкой есть место, которым интересуются туристы. Оно называется Дьенбьенфу. Слышали когда-нибудь о таком?

– Последнее сражение во франко-индокитайской войне.

– Верно. Военные всех стран приезжают посмотреть это историческое поле битвы. Значит, и вам не возбраняется. А после того как посетите музей и сделаете несколько снимков, спросите кого-нибудь из местных, где находится нужная вам деревня. Она примерно в тридцати километрах от Дьенбьенфу. Но будьте осмотрительны – разговаривать можно не с каждым. На севере обо всем тут же докладывается властям. – Анх отпил из чашки. – Я был там и могу сказать, что в Дьенбьенфу много людей из горских племен. Они собираются у музея и на рынке и пытаются продать туристам свои поделки. Это в основном горные моны и таи. Вы помните по своему прошлому пребыванию во Вьетнаме, что горцы не слишком жалуют правительство. Но они не антикоммунисты, а анти-вьетнамисты. Следовательно, спрашивайте горцев, а не коренных вьетов. Некоторые из них говорят по-английски, но в основном, как правило, – по- французски, ведь большинство туристов в этом месте из Франции. Вы знаете французский?

– Un peu[68].

– Bon[69]. Постарайтесь сойти за француза. Я думаю, вы можете доверять этим людям.

– Тогда скажите, почему я должен доверять вам?

– Для доверия требуется время. Что бы я сейчас ни сказал, это вас не убедит. Но у меня, мистер Бреннер, сложилось впечатление, что у вас нет другого выбора.

– Откуда вы знаете мою фамилию?

– На случай чрезвычайной ситуации, если бы пришлось связаться с вами в гостинице.

– Очень необычно, что в данных обстоятельствах вам ее сообщили. Только не подумайте, что я расист. Но вы не коренной американец и не относитесь к категории людей, которым надлежит знать, кто я такой и куда направляюсь.

Анх пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

– У меня есть родственники в новой стране. Ваше правительство мне доверяет, но на всякий случай организовало воссоединение семьи в Лос-Анджелесе. Мне надлежит отправиться в Штаты в тот самый день, как вы уедете из Хюэ. Если я не объявлюсь в Лос-Анджелесе, в Америке поймут, что я предал их и вас.

– Не слишком ли для меня поздно, коллега? – спросил я.

– Я не собираюсь вас предавать, мистер Бреннер. Наоборот, желаю вам успеха. В противном случае ни для меня, ни для моих родных ничего хорошего в Лос-Анджелесе не будет.

– Понятно. Но мы не расстреливаем людей.

– Мне об этом не сообщили.

Я промолчал. Вывод: ставки в этой игре очень высоки, что бы это ни была за игра. Анх то ли верен Дяде Сэму, то ли до смерти боится за своих родных. А может быть, и то и другое. В Вашингтоне попусту не треплются.

– О'кей. Извините, если я вас обидел, – проговорил я.

– Ничего. Законный и необходимый вопрос. На карту поставлена ваша жизнь.

– Спасибо.

– Для вас, собственно, не важно, верен я или работаю по принуждению.

– Отлично!

Анх помолчал и прожевал очередной орешек.

– Каким бы ни было ваше задание, я надеюсь, оно достаточно важно, чтобы рисковать жизнью. Если