До Куангнгая оставалось не больше километра, но я так и не нашел места, где приткнуться. Нам попадались только рисовые поля и деревеньки да одна пальмовая рощица, в которой не спрячешь машину.

Посреди рисовых посадок я заметил возвышение, связанное с дорогой то ли грязной гатью, то ли дамбой. И хотя видел раньше такие места, не сразу догадался, что это такое.

– Могильник. Мы можем поставить машину за ним, и никто нас не заметит.

Я замедлил скорость и свернул на топкую гать, которая шла по орошаемому полю.

Кам встрепенулся и что-то забормотал.

– Что с ним такое?

– Он говорит, что это могильник.

– Я знаю. Мы в таких могильниках окапывались на ночь. Земля легкая, высота, хороший сектор обстрела...

– Он спрашивает, зачем ты повернул к могильнику, и говорит – туда нельзя.

Я остановился на полдороге, и Кам успокоился.

– Что он лопочет?

Сьюзан перебросилась с вьетнамцем несколькими фразами.

– Я ему сказала, что мы собираемся провести там ночь. Он не в восторге.

– Вот еще... Там же все мертвые. Скажи ему, мы будем вести себя очень почтительно и станем всю ночь молиться.

– Пол, он не станет ночевать на могильнике. Тебе придется вязать его по рукам и ногам. Они очень суеверны, а это святотатство.

– Но я-то не суеверен, и меня не трогают культовые предрассудки.

– Пол!..

– Ну хорошо. – Я включил заднюю передачу и попятился по узкой дорожке, выбрался на шоссе и перешел на первую скорость. Стоит сделать что-нибудь хорошее, как удача сразу оставляет тебя.

И в доказательство впереди в километре вспыхнули фары. Я вырубил свет и замедлил скорость. Для грузовика встречные фары светили слишком низко над дорогой. Значит, это машина поменьше, например, джип военного патруля.

– Пол, съезжай с дороги! – закричала Сьюзан.

– Вижу, – отозвался я. И, включив передний мост, направил 'ниссан' с насыпи. Кювета здесь не было – под насыпью сразу начинались рисовые посадки. Я повел машину с выключенными фарами параллельно дороге – правые колеса месили жижу на рисовом поле, а левые шли по откосу насыпи. Мы накренились под сорок пять градусов, и я тревожился, как бы автомобиль не перевернулся. Задние колеса начали буксовать и увязать в грязи. Я остановился.

Посмотрел вверх и понял, что насыпь меня не скрывала. Но поскольку было темно, оставалось надеяться на лучшее. И готовиться к худшему.

– Дай-ка мне твою сумку, – попросил я Сьюзан.

Шум мотора приближался, луч становился все ярче.

Сьюзан передала мне сумку, я сунул руку внутрь и нащупал пистолетную рукоятку. Я не хотел, чтобы Кам видел оружие, – опасался, что вид 'кольта' убедит его обратиться в полицию.

Ощутил ладонью тыльную часть магазина и снял пистолет с предохранителя.

– Обойма полная? – спросил я Сьюзан.

– Да, – ответила она.

– Патрон дослан в патронник?

– Нет.

– Запасные обоймы?

– Две. Я боюсь, – добавила она.

До мистера Кама стало что-то доходить. У него был такой вид, словно он репетировал, что будет говорить властям. Удачно еще, что я не согласился его развязать.

Через несколько секунд автомобиль поравнялся с нами – большой джип, не желтый, а темный. Как я определил, военный. Я разглядел шофера – он внимательно следил за дорогой. Сзади сидел еще человек.

Крыша 'ниссана' оказалась вровень с насыпью. Синий цвет не выделялся в ночи, и боги были на нашей стороне. Военный автомобиль проехал мимо.

Мы, как мне показалось, еще долго сидели не двигаясь. Затем я включил задний ход. Задние колеса зацепились за грунт, и 'ниссан' вылез на насыпь.

Несколько секунд я не включал фары и оглядывался. Но было так темно, что в десяти ярдах не удавалось ничего рассмотреть.

Затем, не включая света, я повел машину в сторону Куангнгая. В мареве города по обеим сторонам шоссе выделялись силуэты домов. И вдруг я заметил кое-что показавшееся мне многообещающим. Повернул в сторону черной тени и врубил фары.