Она ничего не ответила, а только продолжала пожирать его своими огромными детскими глазами. Ему показалось, что он сегодня говорил с ней так долго, как никто.
– Вам не сказали, когда вас отвезут в палату? – спросил Питер.
– Я спрашивала, но никто не сказал мне ничего определенного.
– Что ж, придется мне спросить вместо вас, – произнес Питер и, забыв об усталости, направился к больнице, чтобы переговорить с дежурными сестрами.
– Где история болезни Кэт Энн Мерфи? – спросил он старшую сестру, которая смотрела на него в упор.
– Кэт Энн?
– Ну да, Кэт Энн Мерфи. – Он кивком головы указал на ее каталку, видневшуюся из окна. Сестра в изумлении оглядела Питера, словно не понимая, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Да, Кэт Энн относилась к типу людей, которых мгновенно забываешь, а уж когда случается что-нибудь из ряда вон выходящее, о них просто не вспоминают. С последствиями бедствия в больнице уже почти справились, но у Кэт Энн было повреждение позвоночника, грозившее ей полным параличом. Она имела полное право быть напуганной до чертиков. И совершенно несправедливо, что именно о ней бессовестно забыли.
Тихим, но твердым голосом Питер сказал:
– Я хочу, чтобы ее немедленно поместили в стационар. Сестра указала на свой стол, доверху заваленный бумагами.
– Куда же мне ее поместить? Мы загружены под завязку.
– Я говорю о палате «3 – Б». Там обычно находятся спинальники.
– Она переполнена.
– Вот что я вам скажу, – заявил Питер, – я сам отвезу ее на лифте на нужный этаж, а вы пока позвоните и разузнайте, что к чему. Пусть они поищут, как следует. Какое-никакое местечко найдется всегда. Пусть они ее хоть в процедурный кабинет положат – мне все равно. Просто женщина серьезно ранена. Ее необходимо подключить к монитору. – Он посмотрел на часы. – В вашем распоряжении пять минут. За это время я как раз успею доехать до отделения спинальников.
Он вернулся к Кэт Энн, глаза которой молили о помощи.
– Я отвезу вас на каталке наверх. Вам тепло? – Питер коснулся руки женщины. Она была холодна, как лед. – Господи, Кэт Энн, что же вы молчите?
Он провез ее по коридору к кабинету, в котором хранились больничные простыни и одеяла. Забравшись внутрь, он появился в дверях сразу с тремя одеялами в руках. Два он набросил на нее, закрыв чуть не до подбородка, а третьим укутал ноги. Потом Питер покатил ее дальше.
Главная сестра в палате «3 – Б» выглядела чрезвычайно озабоченной.
– У нас совершенно нет мест. В комнатах на двоих лежат по трое.
– Нам нужен всего-навсего угол, – сказал Питер. Он только теперь до конца ощутил, насколько сильно устал, и вдруг неожиданно принялся шутить: – Держитесь, Кэт Энн. Я постараюсь раздобыть для вас местечко с лучшим видом на красоты нашего города.
Именно так он и поступил. Он обнаружил небольшое окно и свободный угол в палате на четверых, в которой уже лежали пятеро, но которая вполне могла вместить и шестого. Конечно, она не сможет выглядывать в окно, зато сможет ощутить тепло солнца на лице, когда проснется.
Когда он устроил больную и передал ее карту на столик дежурной сестры, то как бы между прочим заметил старшей сестре, что непременно вернется и проверит, как обстоят дела у больной. В его словах содержался намек – напоминание старшей сестре на то, чтобы она не забывала вновь поступившую больную. Потом он сел в лифт и поехал вниз. Он задержался у столика дежурной сестры, чтобы написать записку главному врачу нейрохирургического отделения, в которой он просил уделить Кэт Энн определенное внимание. Почувствовав, как усталость, словно глыба, снова навалилась на него, он, нигде больше не задерживаясь, направился к своей машине и покатил домой.
Уже много позже он понял, что ему не следовало бы подписывать записку нейрохирургу. Если хоть словечко просочится на божий свет, что он оказывает покровительство Кэт Энн Мерфи, заварится такая каша, которую ему будет весьма трудно расхлебать.
Пейдж вышла из больницы значительно позже Питера. Последний случай оказался самым тяжелым. Это был молодой человек, работавший дорожным строителем, – это само по себе тяжелый физический труд, но, к тому же, еще он был звездой местной баскетбольной лиги. Его придавило огромной грудой обломков рухнувшего балкона. Чтобы рабочие смогли освободить его из завала, пришлось ампутировать парню ногу.
Пейдж срочно затребовали в операционную ассистировать двум хирургам, а когда остальные врачи ушли, она еще какое-то время провела в больнице, беседуя с родными пострадавшего. Они разговаривали о реабилитационном лечении, которое должно было последовать вслед за хирургическим вмешательством, о занятиях лечебной физкультурой и о протезах. Члены семьи пострадавшего заговорили о возможном возвращении парня на старое место работы. О баскетболе, правда, говорить ни у кого не хватило духа.
Пейдж оставалась с ними до тех пор, пока не поняла, что еще немного, и она заснет прямо в кабинете. Тогда она поднялась по лестнице на второй этаж, прошла вдоль длинного коридора и открыла дверь палаты номер четыре, находившейся в самом его конце.
Она сразу же направилась к кровати, на которой лежала Джилл, и взяла ее руку в свои ладони. Потом она нагнулась к девушке поближе.
– Как дела, дружок? – спросила она.
Джилл медленно открыла глаза. Пейдж знала, что пройдет определенное время, прежде чем та стряхнет с себя наркотическое оцепенение. Под простынями ее тело было заковано в гипс – от талии и до колен. В голове кровати находился монитор, через равные промежутки времени подававший пикающие сигналы. Рядом с Джилл сидела на стуле ее мать, выглядевшая страшно усталой и подавленной.
– Я чувствую себя ужасно, – пролепетала Джилл.
– Это продлится какое-то время. Но вообще-то у тебя все более или менее в порядке.
– Мой ребенок… врачи ничего не могут сказать наверняка.
– Вот почему они и подключили тебя к монитору. Они хотят знать, каково состояние плода.
Мать Джилл, Джейн, поднялась со стула. Она стояла, глядя на Пейдж, и чувствовала, что ей ужасно неудобно говорить то, что не сказать было нельзя.
– Позволь мне поговорить с твоей мамой. Я хочу ее успокоить, – сказала Пейдж, обращаясь к Джилл. – Я еще вернусь к тебе.
Оказавшись в холле вне предела слышимости Джилл, Джейн сказала:
– Врачи подумывали, чтобы оперативным путем удалить плод, но потом решили, что он еще слишком мал. Они намерены все-таки сделать операцию, если возникнут какие-нибудь проблемы. Я надеюсь, что они все-таки сделают ей аборт. Чем раньше это произойдет, тем лучше, особенно теперь, когда дела приняли такой оборот. Ей просто нельзя иметь сейчас ребенка – какие уж тут дети, когда она вся закована в гипс.
– Нет, она еще может родить. Врачи подождут, когда плод сможет функционировать вне организма матери, и извлекут его с помощью кесарева сечения.
– Но разве вы не видите, что в этом нет никакого смысла? С вами ей уже больше не жить. Нужен человек, который бы заботился о ней, но отец не больно хочет ее возвращения. Он делает вид, что у него просто-напросто нет дочери. Он еще более мерзок, чем обычно.
Как видно, мать Джилл не могла уже ничего скрывать. Пейдж хотелось кричать.
– Вам совершенно необязательно страдать из-за поведения мужа, Джейн. Я уже говорила вам об этом раньше. В конце концов, вам, вероятно, стоит поделиться своими проблемами с кем-нибудь еще.
Но Джейн только отрицательно замотала головой.
– Это только усугубит ситуацию. Он меня просто изобьет, если я расскажу хоть кому-нибудь.
– Но вы можете пожаловаться на его поведение в полицию, обратиться к властям.
– Но я не хочу этого. Мне совсем не нужно, чтобы его выгнали из дома или применили административные меры воздействия. Как-никак он мой муж.
Пейдж, конечно, знала, что есть женщины, которые предпочитают терпеть дурное обращение со стороны мужа, чем остаться в одиночестве. Как бы Пейдж ни злилась, изменить это она была не в силах.
