своей камеристкой скорее как крестная мать, нежели как госпожа.

Зная, что в ее распоряжении считанные минуты, Тинелла быстро изложила королеве все, что узнала об исчезновении с кухни слуг протестантской знати. Ее поразило, как изменилась в лице королева, услышав эту новость. Мягкая улыбка тут же исчезла, уступив место суровой непроницаемой маске, которую Екатерина всегда носила при посторонних. Надо было очень близко знать королеву, чтобы оценить разительность перемены.

— Значит, слуги гугенотов не появляются больше на кухне? — произнесла она, словно обращаясь к самой себе. — И с каких же пор?

— С сегодняшнего утра, ваше величество. Так мне сказала госпожа Гужье. Ей это показалось странным, и она поделилась со мной. И я подумала, вдруг это важно для вашего величества.

— А кто такая эта Гужье? — спросила королева.

— Повариха, ваше величество. Она уже много лет работает на дворцовой кухне. Мы с ней дружны, — пролепетала Тинелла и тут же засомневалась, стоило ли называть дружескими свои отношения с поварихой.

— Ты правильно поступила, поставив меня в известность, Екатерина. Я пока не знаю, что это значит, но все это явно неспроста. Будь начеку. Если заметишь хоть что-то, что покажется тебе странным, не теряй времени, сразу же предупреди меня. Подай мне знак взглядом, как сделала сейчас. Если я буду занята, найди предлог подойти ко мне. Прошу тебя, Екатерина, сейчас любая мелочь может оказаться важной. Самое незначительное движение. Ты поняла меня?

— Конечно, ваше величество.

— И коль скоро мы заговорили об этом, слушай меня внимательно, Екатерина. — Королева вновь вернулась к материнскому тону. — Сегодня ночью, когда ты оденешь и причешешь меня для отхода ко сну, оставайся здесь, в моей спальне. Ни под каким предлогом не покидай моих покоев. Можешь спать на одном из диванов. Но ни в коем случае не выходи. Запомнила?

Тинелла очень удивилась приказу. Никогда еще королева не просила остаться у нее на ночь.

— Да, ваше величество, я все поняла. Сегодня ночью, после того, как подготовлю вас ко сну, я не должна покидать ваших покоев.

— Хорошо, — кивнула королева, — теперь можешь идти. И пожалуйста, Екатерина, предупреди меня, если увидишь или услышишь что-нибудь необычное.

— Как прикажете, ваше величество. Не извольте беспокоиться.

Разговор был закончен. Тинелла низко поклонилась, между тем как королева уже вышла к ожидающим ее придворным.

Когда королева удалилась, Тинелла вздохнула с облегчением. Хорошо, что она обо всем рассказала. Но какой странный приказ — не выходить ночью из покоев. Пожалуй, и в самом деле что-то готовится. За всю ее службу во дворце ей ни разу не доводилось провести всю ночь у королевы, даже когда та болела. Кроме того, от Тинеллы не укрылось выражение лица Екатерины при известии об исчезновении слуг гугенотов. Очень и очень не понравилась ей эта новость. И уж конечно, не потому, что без них некому будет услужить их господам.

Теперь надо решить, ставить ли в известность госпожу Гужье. Но что сказать? Она же сама толком не знает ничего, кроме того, что королеву-мать крайне обеспокоило это известие. Настолько, что она велела камеристке не покидать ночью ее опочивальни. Но этого поварихе рассказывать нельзя. Похоже будет на предательство по отношению к королеве. Хотя госпожа и не приказывала хранить их разговор в тайне, но это, очевидно, подразумевалось. В конце концов Тинелла решила промолчать. Если ночью что-то случится, сама она будет в безопасности в покоях королевы, и поварихе тоже ничто не угрожает, так как она никогда не остается по ночам во дворце. А значит, она будет надежно защищена стенами своего дома.

Раздумывая, что ей теперь следует делать, Тинелла, сама того не замечая, дошла до кухни. Королеве ее услуги пока что не нужны. И разве не просила она следить внимательно за обстановкой во дворце? А где, как не на кухне, можно больше всего выведать? И потом… вдруг она — ну совершенно случайно! — встретит красивого племянника госпожи Гужье?

Тинелла вошла на кухню, чуть ли не напевая. Настроение у нее было прекрасное. Она перестала тревожиться о делах королевы, дабы предаться более приятным мыслям. О Франсуа Гужье.

И каково же было ее изумление, когда первым, кого она встретила на кухне, оказался не кто иной, как красавчик Франсуа собственной персоной, занятый беседой со своей тетушкой. Последняя, едва завидев девушку, поманила ее рукой.

— Иди сюда, Тинелла. Хочу представить тебе моего племянника Франсуа, — промолвила повариха так торжественно, будто представляла ей по меньшей мере архиепископа. Вид у нее при этом был чрезвычайно довольный. — Франсуа, это Екатерина, личная камеристка ее величества. Правда, для всех нас она Тинелла, как ее несчастная покойница-мать.

Франсуа расплылся в ослепительной улыбке.

— Мне кажется, мы уже знакомы, — произнес он так, словно их встреча имела место несколько лет назад, — или я ошибаюсь?

— Да нет, ты не можешь ее знать, — убежденно вмешалась его тетка. — В лучшем случае ты мог слышать ее имя от других прислужниц. Но Тинелла — не служанка, — подчеркнула она, чтобы племянник как следует уяснил себе высокое положение девушки. — Тинелла — личная камеристка ее величества и все время находится при ней.

Молодые люди обменялись заговорщицкими улыбками, но не стали сообщать поварихе, что несколькими часами раньше уже познакомились в лавке старого торговца тканями. Тинелла постеснялась, а Франсуа предоставил тетушке считать своей заслугой его знакомство с камеристкой королевы, коль скоро для нее это так важно.

Все трое уселись за свободный стол, и завязалась ничего не значащая беседа. Но в какой-то момент Франсуа вдруг ни с того ни с сего начал проявлять признаки беспокойства. Вскоре он встал из-за стола, извинившись и пообещав через несколько минут вернуться. Между тем госпожа Гужье углубилась в нескончаемый рассказ о своих бедных, но благородных родственниках в Бретани. Тинелла же устремила взгляд за ее спину, любуясь скользящей кошачьей походкой удаляющегося Франсуа. Почему-то ей очень нравилось, как он ходит. И вообще, она испытывала к нему неудержимое влечение, несмотря на то, что они едва знакомы. Конечно, он очень красив. И весьма обходителен, судя по тем замечаниям, которыми они успели обменяться. Кто знает, если бы не присутствие его тетушки, возможно, они смогли бы познакомиться поближе и поговорить о чем-нибудь помимо бретонской родни.

Проводив Франсуа взглядом, Тинелла попробовала разглядеть человека, который вступил с ним в разговор у входа в кухонные помещения. Незнакомец был немолод. И отнюдь не похож на лакея. Это чувствовалось даже с такого расстояния, хотя его самого было плохо видно.

— Хочешь пить? — спросила вдруг повариха. — Пойду возьму себе лимонаду. Если хочешь, тебе тоже принесу.

— Благодарю вас, госпожа Гужье, с удовольствием выпью. Такая жара, я просто умираю от жажды.

На самом деле пить девушке вовсе не хотелось, но она не преминула воспользоваться предлогом, чтобы ненадолго отделаться от поварихи и выяснить, с кем разговаривает Франсуа.

— Ну да, — пропыхтела толстуха, вставая, — когда ж еще и быть жаре, как не в августе!

С этими словами она удалилась шаркающей походкой.

Убедившись, что госпожа Гужье ее не видит, Тинелла, сгорая от любопытства, вскочила и быстро направилась в ту сторону, куда ушел Франсуа. Если ее увидят, она сочинит что-нибудь на ходу. Спрятавшись за большим буфетом с посудой, она могла наблюдать за Франсуа и его собеседником с достаточно близкого