крови. Привет.
Он обернулся, угрожая Скофосу «коброй»:
— И постарайся оставить дурные мыслишки. Если хочешь помочь мне, я буду на втором этаже по соседству с твоим клиентом.
Едва Ари вышел, Скофос принялся отчаянно шевелить мозгами. Ему не хотелось, чтобы подобная неприятность произошла в «Пагидасе». Если будущая жертва вооружена, это может превратиться в бойню. Гостиницу закроют... И трудно пойти предупредить его.
У него возникла одна идея.
Вылетев пулей из своего кабинета, он побежал к начальнику рассыльных. Они переговорили шепотом на суахили. Негр ушел на этажи, а Скофос вернулся к себе в кабинет, немного успокоившись. Через десять минут к нему в дверь постучал рассыльный.
— Готово, бвана.
Скофос бросил ему десятифранковую монету и снова взялся за свой порнографический журнал, немного нервничая.
Через четверть часа зазвонил телефон. Скофос заговорил самым мягким голосом.
Минут через десять после звонка Джилл в номере Малко вдруг отключился кондиционер.
Он тщетно пытался включить его, тыкая во все кнопки, две из которых остались у него в руке. Липкая жара уже наполняла комнату. Через полчаса станет невыносимо. Все тепло, накопленное в тонких стенах гостиницы, наполнит комнату.
Не желая заниматься самодеятельностью, он снял трубку. Служащий администрации посочувствовал его горю и передал трубку директору. Тот весьма любезно обещал немедленно заняться неполадкой.
Действительно, он перезвонил через пять минут: из его путаных объяснений на пиджине следовало, что ремонт займет около часа и он советует своему постояльцу пойти пока пообедать.
Взгляд Малко упал на розовый проспект, который он взял у входа в Президентский дворец и который расхваливал радости ночного кафе «Ритц Отель». В конце концов, он развеется. Он повесил трубку, надел куртку и вышел из номера.
Мрачный, смертельно бледный и желчный, Никоро ходил кругами по своему кабинету. Шофер такси умер час назад, так и не заговорив. Он даже не мог обвинить Бакари и М'Поло в оплошности: он сам испугался, увидев труп. Итак, бриллиантов ему не видать.
Мысль о том, чтобы заполучить завтра сорок тысяч долларов, едва ли утешала его. Уже два дня, как он нацеливался на нечто более крупное.
Он отправил двух шпиков следить за своей добычей. Пока что этот незнакомец был ему много дороже собственной матери. Как только он вытянет из него деньги, он выдаст его без угрызений совести греку, но до тех пор М'Поло и Бакари имели четкий приказ: с ним ничего не должно было случиться.
В здании службы безопасности было тихо. Свет горел лишь в кабинете Никоро. Кто-то слегка постучал в дверь.
— Войдите, — прокричал комиссар. Это был Бакари, очень возбужденный.
— Шеф, — объявил он, — намечается скандал. Месье Ари хочет похитить нашего типа. Он уже все приготовил.
Никоро посерел от ярости. Он схватил какую-то папку и запустил ею в другой конец комнаты. Вздувшиеся от гнева шрамы придавали ему вид колдуна в разгар священнодействия.
— Помешайте ему, — заорал он.
Бакари нервно перевалился с боку на бок.
— Шеф, месье Ари сказал мне, что он пустит мне пулю в живот, если я что-нибудь сделаю. Что это его дела. Может быть, лучше, если придете вы...
Ярость Никоро возросла еще больше. Он не чувствовал себя в силах противостоять убийце, который явно был не один. Нужно было применить хитрость.
— Нет, — сказал он. — Возвращайся обратно. Следи за ними. Если он хочет его похитить, то не для того, чтобы убить. Потом будет видно.
— Вы не хотите, чтобы типа предупредили? — робко предложил Бакари.
— Вон отсюда! Ни за что! — завопил комиссар. — Если ты сделаешь малейшую глупость, я тебя отстраню от должности!
Оставшись один, Никоро принялся ругаться вслух на суахили. Если эти идиоты не помешают Ари, весь его план рухнет. Он никогда не увидит сорока тысяч долларов.
Он погасил свет, вышел и почти наткнулся на какую-то негритянку в слезах, которая вцепилась в его тунику. Прерывающимся от всхлипываний голосом она начала рассказывать путаную историю о муже, который избил ее, а потом выбросил на улицу. Никоро собирался послать ее к черту, но тут заметил ее высокую и твердую грудь, которую плотно облегало оранжевое бубу.
Единственный глаз комиссара вспыхнул. Он оттолкнул ее и наотмашь влепил оплеуху. Затем взял ее за руку и затащил на лестницу, ведущую в подвал.
— Иди, — сказал он. — Я дам тебе приют.
Труп шофера такси протестовать не будет.
Негритянка поняла. Польщенная тем, что к ней проявила интерес такая важная персона, она последовала за ним, хныча и шмыгая носом. Когда она спустилась вниз, бубу на ней уже не было.
Когда она появилась на сцене, по залу пробежала дрожь. Это было главным развлечением «Ритца». Девушка примерно шестнадцати лет с грудью и ягодицами, которые, казалось, были высечены из черного гранита — настолько они были твердыми и вызывающими, — и очень привлекательным скуластым лицом. С гладкими волосами, собранными в хвост на затылке.
На ней был эластичный серебристый костюм, состоявший из плотно облегающих брюк и болеро, обнажающего пупок.
Вышли три музыканта с тамтамами и начали играть. Девушка задвигалась в очень медленном ритме, монотонно бормоча низким голосом одну и ту же фразу.
Все ее тело дрожало. Постепенно она приблизилась к краю сцены. Продолжая танцевать, она расстегнула свое болеро и медленно сбросила его. У нее была необыкновенная грудь с голубыми прожилками. Соски подпрыгивали, следуя ритму тела.
Белые, которые были в зале, оцепенели. В сущности говоря, это не был стриптиз, а скорее первобытный танец. Теперь ее живот колыхался, подражая движениям любви с анатомической точностью. С отвлеченными глазами, изогнувшись назад, она исполняла жалобную народную песню.
Малко забыл про свои заботы. Девушка находилась меньше, чем в метре от него; он мог чувствовать ее запах и видеть капельки пота на ее черной коже. После цыпленка из джунглей, жаренного в отработанном масле, это было скорее приятным сюрпризом. Иногда в фольклоре бывает и что-то хорошее.
Неожиданно тамтам смолк. Свет погас, потом зажегся вновь. Девушка улыбнулась и исчезла за кулисами.
Через несколько минут она вернулась в зал, одетой на этот раз в золотистый эластичный комбинезон с лямками. Она обошла столы и направилась в бар посидеть с тремя другими танцовщицами. Малко доел манго, когда оркестр появился вновь. У него не было желания сразу же вернуться в гостиницу. Когда музыканты заиграли «Путники в ночи», он прямиком направился в бар и склонился перед девушкой в золоте.
— Не хотите ли потанцевать?
Она не ответила, но соскользнула со своего табурета. У нее были большие темно-карие глаза, далекие и холодные. Когда она прижалась к Малко, у него было такое впечатление, что между ними разорвалась бомба. Она танцевала, выгнувшись назад и грудью даже не касаясь альпакового костюма.
Через пять минут этого бега по кругу Малко уже и не знал, слушал ли он румбу, Бетховена или мессу. Каждым мускулом своего тела он потянулся к девушке, которая казалась безразличной. Но позолоченный живот действовал, как пиявка.
Музыка прекратилась. Она впервые заговорила по-французски хриплым голосом:
— Вы хотите пойти со мной? Я хотела бы выпить стаканчик у «Махарея».
Ее тон был безразличным. У Малко не хватило смелости сказать «нет». Он знал, что она была проституткой, но это приятная разрядка. И ему хотелось еще с ней потанцевать.