Никоро подал знал головой. Бакари и М'Поло, два черных инспектора, окружавшие Кудерка, накинулись на него. Его очки отскочили в другой конец комнаты. Они били его по очереди, подскакивая, как танцоры, с прилежными лицами. Чтобы защититься, Кудерк поймал за галстук Бакари: негр укусил его за правую руку.

Мишель Кудерк упал. Как хорошо отлаженные автоматы, оба негра остановились, поправили свои галстуки и стали ждать, переминаясь с ноги на ногу. Бакари вытер носок своей пыльной туфли о брюки Кудерка, который медленно поднимался.

— Итак, месье Кудерк? — сказал Никоро, очень спокойный.

Несчастный покачал головой.

— Почему ваши люди бьют меня, месье комиссар?

Здоровый глаз Никоро закрылся от ярости. Хотя он говорил на прекрасном французском, свистящие согласные поддавались ему с трудом, а когда он был злым, этот недостаток усиливался.

Его кулак обрушился на стодолларовый банкнот.

— Белая шволочь, — завопил он, — ты закончил издеваться над полишией? Где ты нашел эту стодолларовую бумажку? Шволочь, ты у меня ждохнешь. Ты смеешься надо полицией, а, ты смеешься над полицией...

Ненависть лилась из него через все поры. Сливная труба у Нотр-Дам показалась бы привлекательной рядом с его перекошенным лицом. Подпрыгивая за своим столом, он влепил оплеуху Кудерку, который распластался на двери. Оба полицейских с насмешкой глядели на белого, загнанного и жалкого.

Комиссар ударил Кудерка ногой по почкам, и тот застонал. Затем он схватил его за воротник и поднял. Приблизив свои толстые губы к позеленевшему лицу Кудерка, он ругал его, мешая суахили, кирунди и французский.

— Ты украл эти деньги у негров, шволочь! Я разобью твою морду. Я убью тебя, ешли понадобится.

Он повернулся.

— Бакари. Твой нож.

Полицейский вынул длинный кинжал, висевший на ремне в кожаных ножнах, и протянул его своему шефу. Никоро почти вырвал у него нож. Его зубы открылись в злобной ухмылке. Он вновь обрел спокойствие. Просунув конец лезвия за ремень Кудерка, он поднял рукоятку. Разрезанный, ремень раскрылся. Кудерк поспешно подхватил брюки двумя руками.

— Руки за голову, — завизжал Никоро.

Он подкрепил свою брань порезом на запястье Кудерка.

Тот поднял руки, и его брюки опустились на лодыжки, открывая трусы из серого полотна. Комиссар еще потряс своим оружием, и трусы, разрезанные надвое, упали. Машинально Кудерк попытался закрыть двумя руками свой круглый и белый живот. Лезвие уже нацеливалось на нижнюю часть живота.

— Сейчас ты заговоришь. Если хоть раз соврешь, я тебе отрежу... — сказал комиссар.

Посмеиваясь. Бакари и М'Поло подошли, чтобы рас смотреть Кудерка спереди. Шепотом они обменивались шуточками о его сексуальных возможностях, уверенные в своем превосходстве.

— Итак?

— Что, месье комиссар? — слабо сказал Кудерк. Острие погрузилось в живот на два миллиметра. Кудерк отскочил назад и ударился о дверь. Никоро медленно приближался к нему, держа кинжал горизонтально.

— Мне их дали, эти деньги! — завизжал Кудерк.

— Кто?

— Я его никогда не видел. Он пришел ко мне. От одного приятеля. Его зовут Малко Линге.

Никоро снопа обрел свой прежним вид, но его движения все еще оставались угрожающими.

— Зачем он дал тебе сто долларов?

Кудерк заколебался. Он оценивал риск, но до того ненавидел комиссара, что чуть не послал его подальше. Однако страх взял верх.

— Ему нужен проводник.

— Проводник!

Негр рассмеялся.

— Ты! Что это за история? Ты врешь.

— Нет. Ему нужен проводник, чтобы поехать на Юг. Он не говорит ни на суахили, ни на кирунди и не знает страны.

— Зачем он хочет поехать к моссо?

— Я не знаю.

— Зачем он дал тебе такую большую сумму?

— Я сказал, что у меня больше нет денег. Я должен купить все необходимое для отъезда и продовольствие.

Плохо скрывая выражение глубокого удовлетворения, Никоро опустил кинжал и вернулся за свой стол. Кудерк робко свел остатки своих трусов и надел брюки. Затем поднял и надел очки.

Не получив никаких указаний, оба шпика позволили ему это сделать. Они искренне сожалели, что он заговорил. Не каждый день видишь, как кастрируют белого.

Никоро скрывал свое ликование, рисуя на листе бумаги. Он знал о присутствии этого Малко в Бурунди. Инга хорошо выполнил свою работу. Он также узнал и кое-что другое. Перевод сорока тысяч долларов в местный банк. И ему было бы очень невыгодно избавиться от докучливого человека прежде, чем освободить его от этих денег. Даже если так думали не все. Благодаря Кудерку он, наконец, имел такую возможность. Этот тип не отправится на Юг с пустыми руками. Контрабандные бриллианты не покупают в кредит.

Но нельзя было допустить, чтобы тот что-нибудь заподозрил.

С неохотой он протянул банкнот Кудерку.

— На. Возьми назад. Ты сделаешь все, как он тебе сказал. Но ты будешь держать меня в курсе.

— Да, — слабо сказал Кудерк, проклиная свою трусость.

— Ты ему не расскажешь о твоем визите сюда?

— Нет.

Никоро поднялся и снова взял кинжал. Подходя к Кудерку, он медленно выговаривал, как это делали в американских фильмах, которые ему привозили иезуиты:

— Если ты предашь меня, я отведу тебя в подвал и убью своими руками. Будешь подыхать неделю. А теперь убирайся.

Кудерк уже поворачивался на каблуках, когда комиссар окликнул его. Чтобы только посмотреть, все лис ним в порядке.

— Он где, твой тип?

Разумеется, он уже знал это.

— В «Пагидасе».

— Хорошо. Сматывайся. Что надо сказать?

— Akisanti Sana[4], — прошептал Кудерк.

Мимоходом Бакари слегка пнул Кудерка в дряблый зад, смутно ожидая отпора, чтобы можно было ударить. Но тот слишком хорошо знал негров. Он даже не оглянулся, тщательно закрыл дверь и оказался снаружи под палящим солнцем.

Авеню Упрона кишела людьми. Был базарный день, и все негры из джунглей, прибывшие из Мурамийи, Бубанзы и Мвизара, хотели увидеть старый дворец губернатора, ставший затем королевским дворцом, и вот уже месяц — резиденцией президента Республики.

Это была довольно безобразная постройка в центре парка, но обладающая в глазах бурундийцев несравненным престижем: там когда-то жили белые.

Подтолкнутый негритянкой с голым торсом и выбритыми в знак траура волосами, Кудерк пробормотал ругательство на суахили и живо обернулся, удивленный своей собственной смелостью, чтобы увидеть, услышала ли она его.

Он еще дрожал от ненависти и страха и решил передохнуть на площади Независимости в ресторане «Ля Кремальер». Он заказал пиво «Полар» и протер свои очки. Почти все его тело еще болело. Дав отдохнуть своей голове, он стал мечтать о кровавых погромах и о себе, Кудерке, сметающем своим беспощадным