Малко разлепил глаза. В течение нескольких секунд он лежал, не узнавая своего унылого номера в гостинице «Ла-Пас». Сон продолжался, удары – тоже.

Но удары наносились по двери его комнаты.

– Эй! В чем дело? – крикнул он.

– "Политический контроль", – ответил мужской голос.

С великим трудом Малко сбросил одеяло, вероятно, изготовленное из крокодильего пуха – весило оно не меньше тонны. Одуревший ото сна, накинув кимоно, он повернул ключ и едва не получил дверью по носу.

В номер ворвались трое худых, усатых и свирепых мужчин, полностью соответствовавших своей мрачной униформе. Высокий приставил кольт-38 к животу Малко.

– Сеньор, соблаговолите поднять руки, – произнес он с придворной кастильской любезностью.

В голосе этого человека с сальными волосами и в остроносых бутсах было столько фальши, что Малко поспешил повиноваться. Двое других полицейских принялись обшаривать комнату, бесцеремонно вытряхивать содержимое ящиков и полок. Внезапно один из них сунул руку в чемодан и издал радостное ржанье. Малко взглянул и остолбенел: в руках жеребца трепетала пачка стодолларовых банкнотов США. Негодяй принялся их вычерпывать из чемодана и бросать на постель.

«Откуда взялось все это богатство?» – думал изумленный Малко.

Задать этот вопрос вслух времени ему не дали. – Именем Республики и Бога! – торжественно произнес полицейский. – Вы арестованы!

Один из его коллег завернул деньги в старый номер «Пресенсии». Двое других следили за тем, как Малко одевался. Они даже не заглянули в чемодан «самсонит», где находился миниатюрный пистолет. Не обращая внимания на протесты арестованного, они грубо вытолкнули его из комнаты. Малко хотел было позвонить, но, получив удар прикладом по руке, выронил трубку.

Служащий регистратуры стыдливо опустил очи долу, когда полицейские запихивали постояльца в старый черно-белый казенный «Шевроле». Свернув вправо, на улицу Абайи Хунина, машина поднялась на площадь Мурильо. К своему изумлению, Малко увидел в руках полицейских свой «самсонит». Там находились отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля и его досье.

Внутренний двор Национального разведывательного управления был заполнен терпеливо ожидавшими своей участи индейцами, сидевшими прямо на земле. В следственный отдел тянулся длинный хвост. Трое злых, как собаки, усачей потащили Малко к ведшей на второй этаж лестнице, затем втолкнули в полупустую комнату. На висевшей в глубине мрачной картине были детально изображены подробности какого-то убийства.

Высокий полицейский пристегнул Малко наручниками к креслу и, положив кейс и доллары на стол, удалился.

Почти одновременно вошел массивный человек в светлом костюме. Малко сразу узнал его. Это был майор Гомес, которого он видел во время похорон и возле фермы в Короико.

Когда майор сел перед арестованным, полы его пиджака разошлись, и Малко увидел на бедре полицейского длинноствольный пистолет. Лоснящееся лицо Гомеса ничего не выражало, зато его поросячие глазки умно поблескивали. Руки майора были ухожены. На левом запястье сверкал огромный «Ролекс». Гомес стал молча изучать паспорт Малко. Затем принялся за банкноты, один из которых даже посмотрел на свет. Перейдя к оружию Малко, он снял его с предохранителя и, состроив недовольную мину, сказал:

– Зачем вам пистолет, сеньор?

По-английски он говорил свободно, но с сильным акцентом.

Малко был вне себя от злости:

– Зачем меня сюда привезли? Кто вы такой?

Боливиец гордо произнес:

– Я – майор Уго Гомес, начальник службы политического контроля. Я имею право задерживать любого. И мне хотелось бы знать, для чего вам нужны фальшивые доллары?

Это уже было слишком! Малко задыхался от гнева:

– Я тоже хотел бы это знать! Мне не известно, настоящие они или нет... Я их вижу впервые!

Майор покачал головой:

– Это не лучший способ защиты, сеньор. Мы следим за вами с самого вашего прибытия в Боливию и знаем, для чего вы здесь.

– Да? И для чего же?

– Для того, чтобы купить крупную партию кокаина, Вы из мафии. У вас были контакты с такими известными представителями наркобизнеса, как, например, Хосефа... И вот еще эти фальшивые доллары...

Малко чувствовал, что сходит с ума. Первейшее правило его работы заключалось в том, чтобы НИКОГДА и ни при каких обстоятельствах не открывать своей принадлежности ЦРУ, ибо никогда не известно, какая на это будет реакция. Единственно, что он мог себе позволить – это назвать имя того или иного ответственного чиновника из Компании.

– Все это – вздор, – сказал Малко. – В Ла-Пасе находится человек, который может вам доказать, что я не торговец наркотиками. Это – Джек Кэмбелл, директор Ю. Эс. Ай. Эс.

Боливиец играл паспортом задержанного. – Вы не американец, – заметил он. – У вас австрийский паспорт.

– Джек Кэмбелл – мой личный друг, – сухо произнес Малко. – И я такой же американский гражданин.

Майор не спеша закурил сигаретку и стал считать банкноты.

– Здесь двести двенадцать тысяч долларов США, – сказал он, наконец.

– Я вам уже говорил, что...

Боливиец наклонился к Малко и ласково, по-отечески поглядел ему в глаза. От его шевелюры разило бриолином.

– Тысяча извинений, сеньор, но у меня имеется строжайший приказ покончить с торговлей наркотиками. Я не собираюсь портить вам жизнь. Мы очень гостеприимны по отношению к иностранцам. Американцы – наши друзья. Вы просто подпишете заявление о том, что приехали в Боливию с двумястами двенадцатью тысячами долларов с целью приобретения кокаина. Мы вас вышлем и забудем эту злосчастную историю. Доллары же, конечно, конфискуем.

– Никогда, – отрезал Малко.

Майор Гомес засунул мизинец в левое ухо и сильно потряс им.

– Я ваш друг, сеньор, – грустно произнес он. – При нынешних законах я могу держать вас в тюрьме очень и очень долго. И даже в концлагере. А концлагерь – штука неприятная. К тому же в Камири очень жарко.

Малко изо всех сил старался не паниковать. Как сильно блефовал боливиец? Вся эта акция была следствием побега Мартины и его собственного визита к дону Федерико. Пока майор ничего не нашел, опасаться не приходилось. Меня хотят во что бы то ни стало выдворить из страны.

Следовательно, имеется желание что-то скрыть. Этим «что-то» может быть только Клаус Хейнкель. А я, Малко, могу исчезнуть, как Джим Дуглас, в чужом гробу. Я пропал, если дам себя запугать.

Малко посмотрел в глаза боливийцу и сказал:

– Меня подставили. Вы это прекрасно знаете. Я хочу, чтобы вы вызвали Джека Кэмбелла и адвоката.

Боливиец изменился в лице. Ударив ладонью по столу, он завопил:

– Нахал! Бродяга!.. Майору Гомесу «я хочу» не говорят!

Он встал, открыл дверь и рявкнул:

– Рамон!

Появилось нервно-заискивающее, изъеденное оспой лицо.

– В пятую! – бросил майор парню, а когда Малко вставал, отработанным движением нанес арестованному удар по лодыжке квадратным носком ботинка. Острая боль пронзила ногу Малко.

Рамон отстегнул один из наручников и, как теленка, потащил Малко по коридору. По внутренней лестнице они спустились в подвал. От едкого запаха пота и грязи Малко едва не задохнулся. Голая лампочка