на этой земле.

– Кажись, не слушают кошки, – сказал старик Гомес, кивнув на ягуаров, которые, как обычно, возились друг с другом, спали или задумчиво глядели в никуда.

– Да нет, ты что? – возразил Педро. – Они всегда начеку. Хитрюги, дурачками любят прикидываться, это ж всем известно.

Дионисио внезапно понял, что проник в мир кошек, сам он исчез, а душа слилась с душами ягуаров, и теперь он точно знал, что делать, и понимал, что кошки тоже знают. Дионисио открыл глаза и сказал им:

– Пошли.

Лоснящиеся зверюги пружинисто поднялись и потянулись, оставляя в пыли следы когтей. Выжидающе посмотрели на Дионисио и пошли за ним к подъемному мосту. Два ягуара потерлись мордами о бедро Дионисио, как обычно, пометив свою собственность, мост опустили, и Дионисио во главе кошачьей армии двинулся на сраженье с крестоносцами.

– Дионисио, пожалуйста, не ходи, – раздался голос Летиции Арагон. В ее глазах, которые сегодня были лазуритными, застыл страх, волосы черной паутиной падали на лицо. – Хочешь, чтобы Парланчина осталась без отца? А ее ребенок – без дедушки? – Летиция показала на свой округлявшийся живот.

Дионисио обнял ее за шею и мягко улыбнулся:

– Летиция, ты же знаешь, так нужно.

– Настоящий мужик, – сказал Хекторо, когда Дионисио покинул город в море кошек, выдвигавшихся гуртом, как древние ратники.

– Я и не думал, что их у нас так много, – заметил Педро.

– Как здоровски они хвостами покачивают, – сказала Ремедиос.

Взглянув на долину, крестоносцы увидели, что она мерцает и шевелится. Казалось, все ее пространство превратилось в поле черной пшеницы, и по нему идет один-единственный жнец.

– Что происходит? – подходя к границе лагеря, спросил монсеньор Анкиляр; его удивила суета охранников, с оружием побежавших на позиции. Прикрыв глаза от ослепительного света гор, он воскликнул:

– Дьявол идет! На нас надвигается зверье адово!

Казалось, неумолимое движение не остановить беспрестанной пальбой, и никому не свалить огромного человека, что вышагивал в такт с черными тварями. Когда скопище кошек приблизилось на сотню метров и, повинуясь инстинкту, стало припадать на животы, когда не осталось сомнения, что сейчас они атакуют, охранники и священники, не выдержав ужасающего зрелища, побросали оружие и кинулись врассыпную.

Дионисио почувствовал, как все его первобытное кошачье существо требует, чтобы он преследовал добычу, прыгал на нее, раздирал, рвал, терзал и подчинял. Но он прекратил атаку и отозвал зверей.

– Почему ты остановился? – спрашивал потом генерал Фуэрте, все видевший в армейский бинокль, который теперь использовался для наблюдения за птицами. – Ты же мог разбить их наголову!

Попивая кофе, они сидели в доме Дионисио. Оба ягуара, задрав лапы, крепко спали на подстилке, и комнату заполнял их сладкий запах сена и клубники.

– Они и так разбиты, – ответил Дионисио. – Не было нужды устраивать кровопролитие. Сегодня мы устроим великий праздник.

И он удался на славу. Под аккомпанемент городского оркестра хор пять раз исполнил весь репертуар гадких английских песенок дона Эммануэля. Концерт под открытым небом продолжился танцами вальенато, бамбуко и сальса. Оркестр играл аргентинское танго и невероятно напыщенный и длинный национальный гимн, под который музыканты горланили веселые похабные стишки дона Эммануэля. Учитель Луис изловчился подключить к ветряку проигрыватель, и горожане вместе рыдали под чувствительные перуанские песенки про то, как он ее покинул и она преждевременно умерла, а он закончил дни в нищете. Донна Констанца до неприличия напилась, и Гонзаго с Томасом пришлось увести ее домой. Ремедиос с Глорией сидели на площади и предавались воспоминаниям о партизанских деньках. Липовый священник дон Сальвадор упал в борделе и расшиб коленки.

Отец Гарсиа отправился на стену подышать свежим воздухом и унять тошноту после писко; там он и нашел одинокого графа Помпейо Ксавьера де Эстремадуру.

– Ты что здесь делаешь, приятель? – спросил Гарсиа.

– Проклятые англичане вернулись, – ответил граф, дрожащим пальцем тыча в сторону долины.

У отца Гарсиа разъезжались глаза, но, с трудом проследив за гуляющим перстом графа, он увидел кружащие огни.

– Прислушайся, – сказал граф, и отец Гарсиа различил далекое звяканье медного колокольчика. Когда ветер переменился, Гарсиа услыхал монотонные заклинания священников и уловил сладкий запах ладана.

– Поют что-то на латыни, – сказал Гарсиа, в задумчивости шевеля заячьими бровями. – Что они там делают?

– Сам должен знать, – ответил граф, – ты же священник. Я раз видел такое в Валенсии, когда там случилось нашествие злых духов, которые по ночам к женщинам приставали. Они изгоняют нечистую силу.

– Да кого изгонять-то? Ничего не понимаю!

Но поутру, когда после веселья горожане проснулись поздно, все как один мучаясь похмельем и собираясь немедленно подлечиться, им не давало покоя ощущение, будто чего-то не хватает. Люди бродили по улицам, выискивая, что же пропало, и сами не понимая, чего ищут. Замешательство росло, а потом отчаяние и смятение захлестнуло души, когда они вдруг осознали, что из города исчезли все кошки.

Отец Гарсиа, который, как всегда, оторвался от земли и повис в воздухе, что происходило с ним при таинственном озарении или в пылу спора, исчезновение кошек объяснил так:

– Друзья мои! Да, нам было сказано: боги и святые не примут участия в этой войне, поскольку не могут в ней разобраться; но правда и то, что наших преданных и доверчивых кошек попы изгнали как нечистую силу – я видел это собственными глазами, когда был пьян, но соображать мог, что подтвердит граф Помпейо Ксавьер де Эстремадура. Как же это объяснить? Неужели святые наврали Парланчине, передавшей нам через Аурелио их послание? Или Парланчина не так их поняла? А может, под видом Парланчины скрывался бес?

Нет, и еще раз нет! Действительно, боги и святые не вмешиваются. Кто же тогда влез в это дело? Советую вспомнить мое учение, истинность которого эмпирически подтвердилась прошлой ночью. Как я не раз говорил, сей мир порочен, потому что Бог, сотворивший его, – само зло, или, другими словами, на самом деле Господь – это дьявол. Я многажды четко объяснил, что Бог, сотворивший дух, – не тот Бог, который создал материю. Из чего следует, что священники, расположившиеся за стеной, – невольные пособники сатаны, поскольку верят, что идут за Создателем Духа, тогда как в действительности они следуют за Творцом Мира, ниспославшим множество дурных указаний и вредных предписаний. Он поселил в их душах зло, сказав, что оно есть добро. Там, где всходило сострадание, сатана посеял жестокость. Где были праздничное веселье и радостное соитие, он сеял уныние, порицание и фригидность, поскольку желал опорочить любовь и запятнать радость. Он одел своих священников в черное, ибо черный – цвет траура, а души их запеленал каменным саваном, чтобы лед фанатизма выжег свет благоразумия и счастливую мудрость домысла. И тем самым он заменил скромность размышления железной клеткой определенности.

Все объясняется просто, друзья мои. Святые не захотели сражаться, ведь Создатель Духа не воюет, он выказывает свою Любовь, а не Силу. Но Творец Мира не отказался от войны, и после дьявольского обряда мы лишились кошек.

И прежде я говорил вам, что Духовный Создатель счел за благо начать в нас новое творение, а потому не следует падать духом. Мы не можем потерять наш Новый Мир сейчас, когда все только начинается, а потому должны смело идти дальше и верить, что все утраты будут восполнены нашим мужеством и предприимчивостью. Вы же знаете, наши кошки – не просто звери из плоти и крови. Их создали из небесной материи, а это вам не мешанина крови и костей – нет, это зримый сгусток бесплотного и неземного. Этим