– От архангела Гавриила, Гарсиласо? – Его превосходительство отложил книгу о сексуальных таинствах Ордена Восточных Тамплиеров. Он дошел до раздела о секретных гомосексуальных упражнениях, от которых брови у него практически съехали на затылок.
– Как вы узнали? – спросил Лопес Гарсиласо Вальехо, умащиваясь грузными телесами на вертящемся стуле секретарши.
Его превосходительство обреченно вздохнул:
– Догадаться нетрудно. Ну, что на этот раз? Очередное послание о национализации скотобоен? Нет, я не понимаю, для чего это нужно. Как поживают твоя дорогая жена и милашка француженка, а?
– Обе здоровы, босс, и, как всегда, грызутся; это я дал маху, что поселил их в одном доме. Послушайте, архангел явился мне и знаете, что сказал? Он сказал: «Все любят жеребца».
– «Все любят жеребца»? – переспросил его превосходительство.
– Да, босс, он так сказал, и я понял – это Божья истина. Если станет известно, что вы, даже в вашем возрасте, жеребец, все за вас проголосуют, без туфты.
Президент Веракрус вскинул голову:
– Что значит «даже в моем возрасте»? Смею уверить, с этим все в порядке.
– Так все путем, босс! Вы – жеребец, и мы сделаем на этом капитал. Расклеим плакаты «Голосуйте за Жеребца», и победа у нас в кармане.
Его превосходительство откинулся на спинку кресла.
– Гарсиласо, все замечательно, только нельзя ли чуть тоньше, а? И умоляю, не называй меня «босс»! Сколько раз просить?
И вот Ева Перон позвонила на телевидение редактору отдела новостей и текущих событий и предложила небольшую сделку. В тот момент в Национальной Ассамблее проходили слушания по законопроекту «Устранение тенденциозности в деятельности средств массовой информации», который придумал его превосходительство, убежденный, что все работники этих самых средств – непримиримые коммунисты либо отъявленные консерваторы. Его уже затравили в новостных репортажах и программах с участием публики, таких как «Знаете ли вы?» и «Мир сегодня». Законопроект создавался с тем, чтобы при каждой нападке на президента для улаживания вопроса проводились консультации с представителем администрации. Почти все выступали против законопроекта и одновременно его поддерживали. Правда, раздавались голоса в защиту свободы слова и права общественности на самостоятельные суждения, но в реальности дело обстояло так: либералы высказывались в пользу законопроекта, поскольку он заткнул бы рот консерваторам во время правления либералов. Но либералы же выступали против: получи власть консерваторы, они наверняка используют заложенные в проекте меры, чтобы приглушить критику либералов. Консерваторы поддерживали и отвергали законопроект по тем же причинам. И никто не мог решить, голосовать ли за него, опасаясь, что на выборах победит оппонент.
Сами средства массовой информации были единственными, кто совершенно отвергал законопроект в любом виде, поскольку абсолютно невозможно готовить сорокапятиминутные программы новостей, отражающие точку зрения всех сторон. Журналисты рассматривали это как циничную попытку введения закулисной цензуры, дабы обезопасить правительство от неудобных разоблачений. Разумеется, так оно и было.
Ева Перон предлагала небольшую сделку: законопроект отзовут, «учитывая важность соблюдения конституционного права на свободу слова», в обмен на документальный фильм о его превосходительстве. Она сообщила редактору, что президент с радостью представит список тех, у кого следует взять интервью. Тем временем Эмперадор Игнасио Кориолано (больше известный как Император Ненасытных Мандолизов) собрал компанию знакомых шлюх (на покое и практикующих) и основательно их проинструктировал: что можно говорить, а что – нет.
Пылкая хвала доблести его превосходительства одновременно шокировала и восхитила нацию. При сем народу поучительно сообщалось, что после женитьбы вся президентская удаль была исключительно к услугам мадам Веракрус, которая говорила о предмете обтекаемо, застенчиво, но ее мечтательные глаза светились благодарностью и восторгом. Вот так его превосходительство сподобился одним махом разыграть все карты – семьянина, защитника конституции и жеребца. Оставалось только вновь разыграть карту патриотизма, что возвращает нас к тому, с чего мы начали – к доктору Галико и его любовнице Препуции.
Если вкратце, его превосходительство организовал доставку из Парижа тела Препуции для упокоения в пантеоне рядом с доктором. Тело прибыло на военном транспортном самолете с национальным флагом на фюзеляже: красный цвет символизирует кровь народных мучеников, желтый – песчаные морские отмели, зеленый – леса, синий – небо. Почетный караул верховых драгун в сияющих кирасах и ботфортах сопроводил орудийный лафет к Президентскому дворцу, где его превосходительство достал из гроба флакончики «Шанели № 5», коньяк «Наполеон», коробки с трюфелями, заказанную им книгу с описанием ритуалов ордена мартинистов, черную икру и действующую модель гильотины для обрезания кончиков сигар. Он уже опускал крышку над жалкими останками Препуции – пожелтевшие кости и усохшая кожа, – когда его позвали к телефону: звонил его преосвященство кардинал Доминик Трухильо Гусман.
Кардинал сказал без обиняков:
– Ваше превосходительство, подобное кощунство недопустимо. Пантеон находится на освященной земле, и Церковь не может позволить, чтобы рядом с мужем и его законной женой хоронили любовницу. Сие совершенно недопустимо. Эта женщина даже не христианка.
У его превосходительства совсем не было времени на кардинала, этого денежного мешка в алых одеждах, и он бесцеремонно перебил:
– Ваше преосвященство, сейчас у меня нет возможности с вами разговаривать, я перезвоню, как только освобожусь.
Он повесил трубку и затребовал досье кардинала из службы безопасности министерства внутренних дел. Досье тут же доставили, и президент, посмеиваясь, внимательно его прочел, а потом перезвонил кардиналу.
– Правильно ли я понимаю, – спросил он, – что Церковь не разрешает мне похоронить в могиле человека его любовницу, но позволяет прелатам заводить собственных любовниц и парочку незаконнорожденных детей? Вправе ли я предположить, что Церковь допускает присвоение казенных денег и ночные визиты в бордель, пускай и скрытно? Я жажду вашего духовного руководства, ваше преосвященство. – Последовало долгое молчание, а затем кардинал повесил трубку.
Похоронная церемония и погребение прошли с изумительным успехом, главным образом потому, что был объявлен национальный праздник; у населения появился повод запрудить улицы и, размахивая флагами, приветствовать ярко расцвеченный кортеж, потом напиться допьяна и закончить торжество в сточных канавах и проулках, блюя арепой и эмпанадой,[50] неблагоразумно смешанных с писко.[51] Наступил звездный час, и не только для бездомных собак, подъедавших блевотину.
Получив громадный перевес голосов, президент Веракрус занял должность на третий срок; правда, избирательные урны все же наполнили заранее в компенсацию тех восьмидесяти процентов граждан, что и не думали голосовать. Растерянные демографы с удивлением отметили, что количество поданных голосов фактически совпало с числом зарегистрированных избирателей, и признали: времена и впрямь изменились. Газеты выходили с льстивыми заголовками: «Демократия в его надежных руках!» – а его превосходительство решил вознаградить себя двадцатидвухмесячной дипломатической поездкой по миру. Он намеревался отыскать могилу Христиана Розенкрейца, совершить (для омоложения) половой акт в центральном зале Великой Пирамиды, а в Калифорнии сделать операцию, чтобы детородный орган вздымался по желанию.
Вполне возможно, если б президент не парализовал управление страной своим отсутствием, не произошли бы изложенные здесь события. Правда, он доверил правление кабинету, но министры абсолютно не знали, что делать, и привыкли бегать за советом к послу Соединенных Штатов, с незапамятных времен носившему кличку «подлинный президент». Никто в государстве не обладал конституционной властью объявлять чрезвычайное положение и мобилизацию вооруженных сил, а все руководство его превосходительства свелось к телеграфной директиве из Италии: отныне все граждане страны должны носить шляпы, чтобы снимать их в случае неожиданной встречи с главой государства.