Няня хмуро покосилась на него, ничего не ответила и продолжала, обращаясь только к Михаилу Владимировичу.
— Вон, этот денщик третьего дня позвал меня на кухню чай пить. А чай-то старый, с плесенью. Я говорю: это что же ты, и барина, и барыню такой дрянью потчуешь? Он глаза свои наглые сощурил и отвечает: чай, мол, хороший, китайский. Я говорю: ах ты, мошенник! Этот чай выкинуть надо, купить новый. А он головой мотает, мол, нет. Новый покупать нет резона. Пусть этот допивают. Всё равно его благородие в скором времени отбудут в Могилев, в ставку.
Михаил Владимирович застыл с ложкой у рта.
— Няня, погоди, что ты сейчас сказала? Повтори, пожалуйста.
— То-то, не слушаешь няню. Я сказала, уедет Павел Николаевич. Секретная депеша ему пришла с нарочным, от главного командующего, генерала Корнилова.
Кире Геннадьевне Мельник было больно смотреть, как тяжело переживал её муж смерть своего старого друга Димы Лукьянова. Она и сама все не могла привыкнуть, что Димки больше нет на свете. Такая внезапная нелепая смерть.
Их семьи связывали многие годы дружбы. Боря вообще мало с кем дружил. Всегда был поглощён своей работой, исследованиями, на друзей просто времени не хватало, многие старые связи рвались. Тем более что с возрастом Боря становился нервным, иногда даже грубым, уже не только с ней, с женой, но и с посторонними людьми. Она привыкла ему все прощать, но другие не прощали, обижались, переставали звонить, приходить в гости.
На самом деле, кроме Лукьяновых, никого уже не осталось. Вот скоро Новый год, а встречать не с кем. Потом дни рождения. Были бы у них с Борей дети, внуки, другое дело. Но не получилось. Сначала все откладывали, а потом уж стало поздно.
Когда Дима Лукьянов умер, Боря совсем замкнулся в себе, стал ещё мрачнее, раздражительнее, хотя, казалось, дальше уж некуда, и так в последние месяцы искры летели.
Кира все пыталась поговорить с мужем, думала, не взять ли отпуск ей и ему, хотя бы на недельку. Снять номер в каком-нибудь недорогом подмосковном доме отдыха, погулять, покататься на лыжах по зимнему лесу, пожить в тишине. Но Боря её не слушал, отвечал невпопад, отмахивался — потом, потом все обсудим.
Он мучился бессонницей. Ночами бродил по квартире. Кира старалась делать вид, что не замечает, как Боренька вылезает из-под одеяла, уходит в свой кабинет, иногда включает компьютер, иногда просто сидит в темноте за столом, уронив голову на руки.
Конечно, Кира понимала, что дело не только в Лукьянове. К этому горю прибавилось ещё кое-что.
Денежный человек, владелец шикарной иномарки, похожей на малахитовое яйцо, исчез так же, как исчезали все его предшественники.
Казалось бы, пора уже привыкнуть к этому, но Борис Иванович не мог. С возрастом его чувствительность к обидам и разочарованиям не притуплялась, как это бывает у многих, а наоборот, обострялась до невозможности. Каждую свою неудачу он принимал настолько близко к сердцу, словно на этом кончалась жизнь и уже ничего хорошего больше не будет.
Помимо упорных поисков в области омоложения, Борис Иванович занимался разработкой и усовершенствованием биопрепаратов, облегчающих специфические старческие недуги. Ему приходили в голову свежие, оригинальные идеи. Он использовал не только известные с древности лекарственные растения, но совершенно неожиданные, экзотические вещества, например гемолимфу колорадского жука, пищеварительные соки личинок диамфидий, слюнные железы голотурий.
Последним его открытием стал рофексид-6, средство от артрита. Он создал новую комбинацию растительных и животных компонентов, проводил опыты, писал статьи, делал доклады, но в процессе испытаний выяснилось, что препарат обладает слишком серьёзными побочными действиями, и, как ни бился Борис Иванович в своей лаборатории, пытаясь выяснить, почему, и как эти побочные действия устранить, от рофексида-6 пришлось отказаться. Препарат этот не лечил, а убивал.
Очередное тяжёлое разочарование удалось пережить только благодаря тому, что появился новый денежный человек, Иван Анатольевич Зубов, на своём изумрудном яйце, с ужинами в дорогих ресторанах и обещанием фантастических перспектив.
Но опять ничего из этого не вышло. Зубов исчез, не звонил, не приезжал, словно и не было его вовсе. Прошло уже достаточно времени, чтобы успокоиться, не ждать. Но Борис Иванович все равно ждал и бросался, как хищник, к телефону при каждом звонке. Звонили все не те люди, и, поговорив, он раздражённо отшвыривал трубку.
Когда очередной аппарат был с силой брошен на кафельный пол кухни, Кира не выдержала и сказала:
— Боря, ты ломаешь уже третий телефон за месяц. Может, хватит швыряться?
Она ожидала, что он, как это часто случалось в последнее время, начнёт орать, но он сам поднял трубку с пола, осмотрел её и сказал вполне мирным тоном:
— На этот раз ничего не сломалось. Извини. Я нечаянно.
— Так я не поняла, Софи и Верочка придут к нам?
— Да. Обязательно, — ответил он и ушёл из кухни в комнату. Кира пошла за ним.
— Сегодня? Я должна знать. Ты хочешь зажарить лисички, их надо заранее разморозить.
— Да-да, — ответил он так рассеянно, будто вовсе её не слушал, подошёл к платяному шкафу и открыл его.
— Боренька, ты что-то ищешь?
— Уже нашёл, — он достал маленькую дорожную сумку.
— Подожди, я не поняла, когда они всё-таки придут?
— Обещали, значит, придут. — Он снял с вешалки брюки и положил в сумку.
— Что ты делаешь? — удивлённо спросила Кира.
— Собираюсь. — Он положил ещё две рубашки и свитер.
— Куда?
— В Копенгаген, на конференцию.
Кира вскочила с кресла, всплеснула руками.
— Боренька, они позвонили? Они наконец появились? Что же ты молчал? Почему не сказал раньше?
— Боялся сглазить.
— Когда же ты летишь?
— Послезавтра, рано утром. Самолёт в семь двадцать.
— Что, уже есть билеты?
— Конечно. — Он открыл бельевой ящик и стал складывать в отдельный полиэтиленовый пакет носки, трусы, майки.
— А виза?
— Ты забыла, у меня годовая, она ещё не кончилась. — Он вытащил со дна шкафа обувную коробку, вытряхнул на ковёр пару новых ботинок и вдруг громко заорал: — Где шнурки? Почему никогда нет шнурков?
— Боря, ты же сам их вытащил, чтобы вставить в те коричневые, замшевые.
— Так надо было новые купить! Разве трудно купить шнурки?
— Вот и купил бы!
Стоило начать обычную громкую перепалку, и тут же проснулась кошка. Она стала крутиться под ногами, мяукать, прыгать с дивана в сумку. Борис Иванович завёлся так, что даже покраснел и вспотел.
Кира тоже не выдержала, разнервничалась. Опять не хватало носков, пуговиц на рубашках. В кармане единственной приличной куртки обнаружилась дырка. Пропала новая зубная щётка, закончилась паста.
— Боря, что ты бесишься? Ещё полно времени, можно все спокойно купить!
— Отстань! Где мои лезвия? Есть в этом доме хоть одна расчёска?
Бим в очередной раз налетел на жену в ванной, вышиб у неё из рук баночку с пилюлями и заорал:
— Что ты собираешься пить?
Жёлтые желатиновые капсулы рассыпались по полу. Кира испуганно уставилась на мужа.