инструменты из непонятного металла. Но более всего их интересовала алхимия. Глубоко под землёй сохранились три лаборатории.

— Что же, они использовали труд женщин и детей? — спросил губернатор.

Орлик улыбнулась. Улыбка делала её умное некрасивое лицо милым, каким-то даже детским.

— Пойдёмте в палатку. Угощу вас чаем из местных травок и мёдом. Только обувь снимите, пожалуйста.

В палатке было уютно и чисто. На раскладном столике дорогой ноутбук, в углу ещё один генератор, совсем маленький. На матерчатом полу два толстых свёрнутых пледа, что-то вроде диванчиков. Орлик достала большой термос, банку мёда, медные кружки, ложки.

У чая был терпкий, мятный привкус. Край кружки обжигал губы.

— Вы, Герман Ефремович, кажется, неплохо знаете местную мифологию, — сказала Орлик. — Помните кохобов, взрослых младенцев? Кохобы, здоровые сильные мужчины, которые большими группами приходили к кочевьям и ничего не могли о себе рассказать. Вероятно, жрецы использовали их труд, а потом каким-то образом стирали память. Впрочем, это пока только моё предположение. И ещё, я считаю, что сонорхи явились в эту степь с Тибета. Кстати, то же самое предположил доктор Барченко, мистик, эзотерик, сотрудник самого засекреченного научного отдела НКВД. Отдел курировал Глеб Иванович Бокия, профессиональный революционер, чекист, ближайший соратник Ленина. В двадцать девятом году сюда приходила экспедиция под руководством Барченко, но у них не хватило технических средств, чтобы влезть глубоко под землю. Барченко и Бокия в тридцать седьмом расстреляли, если какие-то документы и сохранились, то они до сих пор недоступны. Отдел Бокия занимался древними эзотерическими учениями. Их интересовали технологии психического воздействия, чтение мыслей на расстоянии. И ещё способы сохранения молодости, продления жизни, вплоть до физического бессмертия.

— А что, древние мистики эти способы знали? — спросил Кольт и судорожно сглотнул. У него пересохло во рту, и предательски дрогнул голос.

Прежде чем ответить, Орлик откинула полог палатки, закурила и села так, чтобы дым шёл на улицу.

— Поиски, попытки, исследования фиксируются во всех цивилизациях, на протяжении всей истории человечества. Древний Египет, Китай, Индия. Потом Западная Европа, раннее и позднее Средневековье, эпоха Возрождения. Восемнадцатый век. Масоны, знаменитый граф Сен-Жермен. Кстати, у вас, Пётр Борисович, на футболке написано «plus ultra». Это латынь. Знаете перевод?

— Ну, что-то вроде вечного движения, — нерешительно ответил Кольт, прижал подбородок к груди и оттянул футболку, чтобы посмотреть на цветные готические буквы у себя на животе.

— Да, примерно так, — кивнула Орлик, — «всё время вперёд». Древний алхимический принцип. Вечное деланье вечности для собственной плоти.

— Алхимики искали философский камень, — вдруг встрял губернатор, до этой минуты сидевший молча, — так они нашли его или нет?

Орлик выпустила дым из ноздрей и тихо рассмеялась.

— Ещё спросите, где его можно купить и сколько он стоит.

— Нет, я понимаю, это великая тайна, точно никто не ответит, но вы, Елена Алексеевна, как думаете? — спросил губернатор.

— Я думаю, мы никогда не сумеем продраться сквозь тысячелетние наслоения мифов. Тот, кто знает, молчит, тот, кто говорит, — не знает. То есть лжёт. В большинстве случаев мы имеем дело либо с ложью, либо с иносказаниями, расшифровать которые может только знающий.

— Но знающий молчит, — выдохнул Кольт.

— Совершенно верно. То, что жрецы Сонорха жили сто пятьдесят, двести или больше лет, всего лишь легенда. Но в этой степи пока не найдено их останков. Известно, что они сильно отличались от местных жителей, хотя бы потому, что были не монголоидами, а принадлежали к европейской расе. Откуда и зачем они пришли сюда две тысячи лет назад, почему и куда исчезли в пятом веке нашей эры, неизвестно. Их язык был похож на арабский. Из более поздних источников следует, что они знали латынь. Но и местными наречиями они владели в совершенстве. Мы можем только гадать, верить или не верить.

— Сто пятьдесят, двести, триста лет, — пробормотал Кольт, — но ведь они тоже проходят.

— Проходит все, — Орлик мягко и даже как будто виновато улыбнулась. — У каждой жизни есть свой срок. Ветхозаветный старец Мафусаил согласно Книге Бытия прожил девятьсот шестьдесят девять лет. Он был прямым потомком Сифа, сына Адама и Евы, и дедушкой Ноя.

— Ну, это мифы, предания, — заметил губернатор. — А есть всё-таки хоть что-то реальное?

— Реальное? Не знаю. В могилах нескольких средневековых алхимиков на территории Франции и Германии находили не останки, а бревна, одетые в соответствующие костюмы и уложенные в гробы. Никто до сих пор не может точно определить даты рождения и смерти графа Сен-Жермена и найти его могилу. Археология говорит нам, что в Древнем Египте средняя продолжительность жизни была страшно мала: тридцать-сорок лет. Мы судим об этом по захоронениям. Мы можем узнать что-либо лишь о мёртвых. Живые не оставляют следов в земле и в камне. Алхимики считали, что смерть — следствие несовершенства человеческой природы, и пытались путём сложных химических превращений вырастить некую особую субстанцию, которой недостаёт живому организму, чтобы стать бессмертным. Примерно этим же занимаются некоторые нынешние биологи, но уже на другом уровне.

— Но ведь можно всё-таки узнать, пользуясь всей мощью современной науки — да или нет? — неожиданно громко выкрикнул Кольт и тут же прикусил губу.

Его собеседники молча уставились на него. В узких чёрных глазах губернатора блестела насмешка. Серые глаза Елены Алексеевны смотрели со спокойной печалью и жалостью. Она заговорила первой.

— Наука, конечно, способна на многое. По спектограмме света звезды, удалённой от земли на сотни световых лет, можно определить точный химический состав этой звезды. Но технология строительства египетских пирамид до сих пор неизвестна. Кости женщин и детей здесь, под нами, молчат. Возможно, кто- нибудь сумеет расшифровать иероглифы, выбитые на этих камнях, прочитать слова, перевести на современные языки. Но смысл написанного останется тайной. В европейской мифологии бессмертны вампиры, в русской — чудовище Кощей. В народном сознании бессмертие плоти — проклятье, купленное ценой страшных злодейств. Сделать плоть бессмертной можно, только умертвив душу, продав её известно кому. Вот вам цена. Царь Соломон отказался от вечной жизни. Это был его выбор. Он не желал хоронить тех, кого любил. Впрочем, это всего лишь ещё один красивый миф. У Соломона было семьсот жён и триста наложниц. Любить так сильно, чтобы ради любви отказаться от бессмертия, возможно лишь кого-то одного.

— Суламифь. «Песнь песней», — тихо пробормотал Кольт.

В кармане Орлик зазвонил телефон, она извинилась и вышла из палатки. На этот раз она говорила по- английски. Губернатор посмотрел на часы, потом на Кольта.

— Все это очень интересно, но нам пора. Надо ещё заехать на конезавод, у меня там дела.

Несколько километров ехали молча. Свернули на дорогу, ведущую к конезаводу. На горизонте показалась чёрная точка, она быстро приближалась, и Кольт разглядел, что к ним навстречу мчится всадник.

— Я не понял, она, эта доктор наук, всё-таки считает, что продление жизни и бессмертие в принципе возможны или нет? — спросил Кольт.

— Ты хотел бы? — губернатор скосил на него насмешливый чёрный глаз.

— А ты?

— Что? Прожить двести лет? Вообще никогда не умирать? — Герман засмеялся. — Не знаю. Если бы ты спросил меня об этом год назад, я бы ответил — да. Но теперь — не знаю.

— Почему?

Губернатор ничего не ответил, он смотрел вперёд, на всадника. Когда облако пыли улеглось, Кольт сумел разглядеть молодого гнедого скакуна и тонкий силуэт человека на нём. Человек был одет в чёрную куртку на молнии, чёрные джинсы заправлены в высокие сапоги. Жокейская шапочка надвинута низко, до бровей. Когда они поравнялись, Герман резко затормозил. Всадник тоже остановился, соскочил с коня, снял шапочку. Русые волосы рассыпались по плечам. Лицо было покрыто пылью, блестели белые зубы, чёрные глаза. Это была невысокая женщина с мальчишески лёгкой фигурой. Губернатор вылез из машины, обнял её. Несколько минут они шептались о чём-то, целовались. Губернатор платком вытирал пыль с её лица.