хлебнула чистого спирту, и уставилась на Илью Никитича сухими злыми глазами.

— Я веду расследование, — напомнил он.

— Зачем? Убийца задержан на месте преступления. Что тут расследовать? Судить его надо. Судить и расстрелять!

Илья Никитич сидел за шатким кухонным столиком у окна. Прямо в стекло упирались голые ветки тополя. По веткам прыгал снегирь. Ярко-красная грудка была единственным цветным пятном на черно-белом фоне пасмурного зимнего пейзажа. Застиранные ситцевые шторки только добавляли серости.

— Вам от этого станет легче? — тихо спросил Илья Никитич, так тихо, что Елена Петровна не расслышала.

— Расстрелять — выкрикнула она и хлопнула ладонью по столу.

Стол был покрыт вытертой клеенкой, такой же клеенкой с фруктовым рисунком были оклеены стены кухни. На белых пластиковых дверцах маленького буфета пестрели остатки облупившихся переводных картинок.

— Не надо так кричать, — попросил Илья Никитич, — следствие идет, вина Анисимова еще не доказана.

— Тут нечего доказывать. Вам надо убийцу судить, а вы пытаетесь опорочить семью, от которой уже ничего не осталось. Я знаю законы. Я не обязана вам отвечать на вопросы, если мои ответы могут принести вред моей семье и мне лично! — выпалила Елена Петровна, вскинув подбородок.

— О каком вреде вы говорите? — тяжело вздохнул Илья Никитич. — Я задал вам простой вопрос: чем занимался ваш муж раньше? Разве в трудовой биографии Вячеслава Ивановича есть что-то опасное для вашей семьи?

Бутейко резко встала и начала метаться по крошечной кухне, из угла в угол. Лицо ее побагровело, сухие глаза засверкали.

— Мой муж в больнице. У него инфаркт. Как вы смеете копаться в его прошлом? Вас это не касается! Это вообще не относится к делу! — Она кричала так, что у Ильи Никитича зазвенело и зачесалось в ухе.

— Простите, Елена Петровна, почему вы так сильно нервничаете?

— Потому, что у меня убили сына! Потому, что у меня тяжело болен муж!

— Я понимаю и соболезную.

— Мне ваши соболезнования не нужны. Они ничего не стоят, ваши соболезнования. Моего мальчика не вернешь! Я отказываюсь отвечать на ваши идиотские вопросы.

— Отказываетесь отвечать, — понимающе кивнул следователь, — ну что ж, давайте официально оформим ваш отказ.

— Мой сын убит. Мой муж в больнице, в реанимации. У него обширный инфаркт. Хоть капля совести есть у вас? Я жаловаться буду.

— Елена Петровна, я вам очень сочувствую, вы можете жаловаться, это ваше право. — Бородин старался говорить как можно мягче. — Вы в который раз повторяете то, что мне отлично известно. Вашего сына убили, ваш муж в больнице. Я могу понять ваше состояние, но реакция на мои простые вопросы кажется мне странной. Я всего лишь попросил вас рассказать, чем занимался ваш муж.

Елена Петровна встала и вышла из кухни. Вернулась она через минуту и резким движением швырнула на стол трудовую книжку.

— Вот смотрите!

Трудовая биография Бутейко-старшего оказалась весьма скучной. После окончания художественного училища в 1965-м году Бутейко Вячеслав Иванович работал мастером в металлоремонтной мастерской. Был по собственному желанию уволен в 1968-м, и тут же был принят в ювелирный магазин «Янтарь», где проработал мастером художественной гравировки до 1985-го. Потом вдруг резко сменил специальность, устроился слесарем-наладчиком на обувную фабрику «Буревестник». Эта запись была предпоследней в трудовой книжке, дальше следовал уход на пенсию по возрасту.

— Скажите, ваш муж увлекся ювелирным делом, и поэтому устроился на работу в магазин «Янтарь»?

— Он никогда не имел отношения к ювелирному делу, — медленно, почти по слогам, произнесла Елена Петровна и потянулась за бутылочкой валокордина.

— Вы только что принимали лекарство, — напомнил Илья Никитич, — нельзя так часто. Вам станет нехорошо.

— Мне уже нехорошо, — сообщила она, но бутылочку все-таки поставила на место. — Я не могу с вами разговаривать. Вы оказываете на меня грубое давление. Я буду жаловаться в высшие инстанции.

— Жалуйтесь, — кивнул Илья Никитич. — Но вам все равно придется давать свидетельские показания, не мне, так другому следователю. Либо вы должны будете подписать официальный отказ от дачи показаний. Нет других вариантов.

— Ладно, спрашивайте, мне нечего скрывать.

— Анисимов пришел к вам, чтобы показать Вячеславу Ивановичу старинное кольцо с изумрудом. Вячеслав Иванович оценил кольцо вполне профессионально…

— Вам это рассказал Анисимов? И вы так спокойно повторяете слова убийцы здесь, в этом доме? Вы повторяете их мне, матери убитого? — Елена Петровна вдруг заговорила трагическим театральным шепотом. — Так вот, я совершенно официально заявляю вам, что это вранье. Грязное, наглое вранье, от первого до последнего слова. Он вам что угодно сейчас наплетет, этот Анисимов. Он пришел угрожать моему сыну. Никакого кольца я не видела, зато отлично слышала угрозы. У нас квартира маленькая, комнаты смежные, стены тонкие. Разве ювелиры так живут? Оглянитесь вокруг. Разве так живут люди, связанные с золотом и драгоценными камнями? Вы ведь следователь, пожилой человек. Вы должны с первого взгляда определять жизненный уровень.

— Да, конечно, — легко согласился Илья Никитич, — ювелиры, как правило, состоятельные люди. Елена Петровна, вы знали, что ваш сын брал в долг большие суммы денег не только у Анисимова?

— Я не лезла в дела Артема. Он взрослый человек, — быстро пробормотала она, как будто немного успокаиваясь.

— Но о долге Анисимову вы все-таки знали. Артем сам рассказал вам?

— Нет. Я услышала случайно. То есть я услышала, как Темочка резко разговаривает с кем-то по телефону, почувствовала, как сильно он нервничает, потом спросила, что случилось. Он рассказал.

— Что именно он вам рассказал?

— Он пожаловался, что Анисимов угрожает ему, шантажирует.

— Чем шантажирует?

— Господи, ну какая разница?

— Елена Петровна, вы знаете, что такое шантаж? — осторожно поинтересовался Бородин, пытаясь поймать ее мечущийся, испуганный взгляд. — Это угроза разоблачения, разглашения компрометирующих, порочащих сведений с целью вымогательства. Какими сведениями, порочащими вашего сына, мог располагать Анисимов?

— Никакими!

— Замечательно. Чем же в таком случае он шантажировал Артема?

— Вы придираетесь к словам! И вообще, я устала.

— Простите, я отниму у вас еще несколько минут. В чем состояли угрозы?

— Он говорил, что убьет Темочку. Вот и убил.

— Ваш сын и Анисимов учились в одном классе. Анисимов бывал у вас в доме?

— Не помню. Темочка был добрым, открытым мальчиком, он многих приводил в дом в школьные годы. Возможно, Анисимов и бывал у нас.

— Они дружили?

— Кто?

— Ваш сын и Анисимов.

— Никогда!

— Но вы давно знакомы с Анисимовым? Вы помните его ребенком?

— Я его не знаю и знать не хочу. Он убил моего единственного сына, и я прошу вас не углубляться в