— Нет. Я говорила ему, что надо бы зарегистрировать пистолет. Мало ли что? А он отмахивался, мол, ерунда, у всех его знакомых есть оружие, и никто не регистрирует.
— Интересные у вашего мужа знакомые, — хмыкнул адвокат, — ну ладно, а личность убитого вам известна?
— Нет! — Наталья ошарашенно уставилась на адвоката, быстрым нервным движением прижала ладонь ко рту. — О Господи… Я же правда понятия не имею, кто убит из Саниного пистолета. Извините, я только сейчас поняла, что совершенно не готова к разговору с вами. Я действительно знаю очень мало. — Наташа на секунду закрыла глаза, пытаясь успокоиться, вспомнить, ничего не упустить.
— Не волнуйтесь так, Наталья Владимировна, — подбодрил ее Зыслин, — я ведь не следователь.
— Да, конечно. Я попробую не волноваться. Мой муж ушел вечером на какие-то важные переговоры, его долго не было. Я позвонила ему на мобильный, он нес околесицу, не мог объяснить, где находится, а рядом были слышны какие-то крики, собачий вой. Потом телефон отключился. Я чувствовала, что-то должно произойти ужасное, я не хотела его отпускать, было поздно, мы поссорились.
— Вы давно женаты? — перебил ее Зыслин.
— Два года. Ребенку девять месяцев.
— Рановато начали ссориться. Вы, вероятно, ревнуете мужа, когда он уходит из дома поздно вечером и говорит, что по делам?
— Я ревную? Нет, ни в коем случае! — вспыхнула Наталья. — Если бы я не верила Сане, то просто развелась бы с ним. Я знаю, он действительно уходит по делам. Совсем недавно у него был свой маленький бизнес, довольно успешный. Он торговал всякой косметикой, витаминами. Фирма называлась «ЧНМ», чудо народной медицины. Может, слышали?
— Нет.
— Она совсем маленькая была, эта фирма. Но дела шли отлично, до августа этого года. А в августе прогорел банк, на котором все держалось, я ничего в бизнесе не понимаю, только знаю, что фирмы больше нет, и банка тоже. После кризиса все так стало сложно, нам постоянно не хватает денег.
— А кому, интересно, их хватает? — адвокат кашлянул и взглянул на часы. — Извините, Наталья Владимировна, но время — это тоже деньги. Из того, что вы рассказали, я пока понял только одно: дело сложное, запутанное, однако не безнадежное. Сейчас я, к сожалению, должен уехать по делам. Думаю, наша следующая встреча будет значительно плодотворней. Вы успокоитесь, шок пройдет, и вы изложите мне все по порядку, без спонтанных эмоциональных оценок.
— Простите, — смутилась Наталья, — я, наверное, правда очень сумбурно все излагаю. Но я хочу, чтобы вы поняли главное: мой муж не виноват. Он не убивал.
— А меня это совершенно не волнует, — улыбнулся адвокат.
— То есть как?! Вы отказываетесь защищать Саню? — выпалила Наталья и судорожно сглотнула, чувствуя, что сейчас расплачется.
— Этого я не говорил, — покачал головой адвокат.
— Но тогда как же вас понимать?
— Именно так и понимать. Буквально. Дело в том, Наталья Владимировна, что факт реальной виновности или невиновности вашего мужа меня совершенно не заботит. У меня другие задали. Я адвокат не следователь и не судья.
— То есть вам безразлично, кого защищать, убийцу или невиновного человека?
— Именно так, — улыбнулся Зыслин, — мне как профессионалу это безразлично.
— Так не бывает.
— Почему?
— Это очевидно. Во-первых, невиновного морально легче защищать, а во-вторых… — она покраснела и запнулась.
— А во-вторых? — Зыслин чуть склонил голову набок и глядел на Наталью с насмешливым любопытством. — Ну, договаривайте, я вас слушаю.
— Правду проще доказывать, чем ложь.
— Вы так считаете? — вскинул брови Лев Иосифович.
— Я уверена.
— А вот и нет. Правду бывает значительно сложней доказать, чем ложь. Правда может быть грязной, совершенно не логичной, она сплетается стихийно, из нелепых случайностей, и слишком часто противоречит здравому смыслу. Ложь, продуманная, сознательная, — это красивый плод человеческого интеллекта. Она привлекательней и убедительней правды, а потому и доказать ее проще. Люди верят только тому, чему хотят верить. Но это так, между прочим.
Наташу стал немного раздражать его менторский тон. Адвокат как будто рисовался перед ней или упражнялся в риторике. Она была не в том состоянии, чтобы уловить суть его философских рассуждений, однако решилась возразить.
— Все-таки правду доказать легче. Врать противно. Во всяком случае, я врать не умею, — мрачно пробормотала она и посмотрела в зарешеченное окно. Там светило солнце. Она подумала, что Саня сейчас тоже смотрит на ясный день сквозь решетку, и от жалости у нее заболело сердце, заболело по-настоящему, впервые в жизни.
— Врать не умеете? Ну, вы прямо ангел, Наталья Владимировна, — усмехнулся адвокат, и тут же лицо его стало серьезным, озабоченным, он еще раз взглянул на часы. — Чтобы мы с вами начали работать, вам необходимо написать заявление, заполнить два бланка, внести в кассу консультации тысячу рублей, — он порылся в столе, протянул ей несколько бумажек, — вот образец заявления, это бланки. Мои услуги будут стоить пять тысяч долларов.
— Да, конечно, — машинально кивнула Наталья, взяла ручку, и вдруг ее бросило в жар, она открыла сумочку и тут же быстро ее захлопнула, — простите, я не взяла с собой денег…
— А что вы так заволновались? Сейчас вы должны заплатить всего лишь тысячу рублей, это необходимо, чтобы мы с вами официально оформили наше сотрудничество. А основную сумму вы отдадите мне потом, не обязательно все сразу. Сначала будет достаточно двух тысяч долларов, это аванс.
— Правда? Тогда все нормально, но я… — она положила ручку на стол и горячо покраснела, — понимаете, у меня сейчас с собой вообще нет денег. Я кошелек оставила дома.
— Это не страшно. Вы зайдете завтра утром. Если меня не будет, вы просто внесете деньги в нашу кассу, вам все оформят, и послезавтра мы начнем работать.
— Да, конечно, спасибо вам.
Из консультации она вышла вся мокрая от пота. Она еле держалась на ногах. Был ясный морозный день, от холода, от яркого солнца выступили слезы, и Наташа ничего не видела сквозь дрожащую радужную пелену. Она чуть не упала, поскользнувшись на раскатанной черной полоске льда, подвернула ногу, но боли не почувствовала. На перекрестке завизжали тормоза, и Наташа равнодушно отметила, что вот сейчас, только что, чуть не попала под машину.
— Ну, куда прешь, дура? — выкрикнул, опустив стекло, водитель «жигуленка». — Жить надоело?
«У нас нет денег, — тупо повторяла про себя Наталья, — какие пять тысяч долларов? И сотни рублей нет. Ну, положим, рублей пятьсот я могу занять у мамы. Но не больше. Свекровь дала бы без разговоров, сколько нужно. Но нет у нее. Она живет на зарплату, которую не выплачивают месяцами. Саня ей часто подкидывал сотню-две долларов, но все равно ей едва хватало на жизнь. Из друзей и знакомых занять не у кого, просто потому, что неизвестно, когда и каким образом мы сумеем вернуть. Лишних денег сейчас ни у кого нет. Обратиться к другому адвокату, который подешевле? Но я и самого дешевого не сумею оплатить».
Наташа обещала маме приехать за Димычем сразу после разговора с адвокатом, но сама не заметила, как доехала до своего дома. Не разувшись, в грязных сапогах бросилась на кухню. Там на подоконнике рядом с телефоном лежала Санина большая записная книжка. Наташа нашла номера Мухина, домашний и мобильный. Сняла трубку, но тут же бросила ее.
'Если он как-то связан с убийством, звонить ему нельзя ни в коем случае. Что бы я ни сказала, каким бы невинным предлогом не защитилась, он тут же поймет. А ведь Саня просил позвонить именно ему… Да, просил, однако он ведь не знал, что Мухин позавчера побывал здесь. Или знал? '
И тут она совершенно отчетливо вспомнила, что позавчера вечером пистолета в ящике уже не